Две души Арчи Кремера (СИ)

В любом случае, они уже были на Марсе, доступа на крейсер уже не было, у них было что-то около недели, чтобы освоиться в местных условиях, а пока они, все двенадцать человек, перемещались похожим образом: делая маленькие шаги, стараясь как можно меньше взмахивать руками и время от времени судорожно замирая, словно боялись взлететь. Ничего эльфийского в их походках не было, никакой легкости, изящества, чего там еще, скорей нечто паучье – тоже длинноногое, очень легкое, но куда менее привлекательное. А местные-то шагали широко, ловко пользуясь выгодами, которые предоставлял им сниженный вес.

Комендант Лутич задавал обычные вопросы о том, насколько комфортным был перелет, каково самочувствие у вновь прибывших, есть ли какие-то жалобы, возможно даже на странные и непривычные ощущения, и не следует ли ему попросить медперсонал заглянуть к им в гости; ничего, напрямую связанного с целью командировки Кронингена и его коллег. В этом было что-то двусмысленное: с одной стороны, вежливость, хорошо оформленная, даже отшлифованная многократным применением, которая скрывала недоверие, но и любопытство, но с другой, возможность Лутича практически каждой фразой говорить Кронингену и другим, что они – чужие здесь, мол, непростое это дело – Марс, особенно для таких пучеглазых. Изящное балансирование. Кронинген не возражал.

Кто-то из коллег попытался сравнить Землю и Марс. По дури своей брякнул: «А на Земле, между прочим…», и Лутич со Ставролакисом не сговариваясь посмотрели на него – высокомерно, с издевкой в глазах, мельком глянули друг на друга и снова перевели взгляды в разные друг от друга стороны.

Собственно, из них двенадцатерых оседлым не был никто. Военные в силу самой профессии были вынужденно готовы денно и нощно отправиться далеко и оставить навсегда данное конкретное место. Гражданские – тоже, они не были наемными работниками, а – служащими, что подразумевало иную дисциплину, иное отношение к своей свободе. Максимилиан У. Кронинген собственной персоной сменил что-то около семи городов, в которых жил относительно постоянно, и это не считая более-менее длительных командировок; он хорошо чувствовал себя в гостинице, неплохо в меблированной квартире. Ощущение связи с местом было для него сентиментальной попыткой старомодных типов оправдать боязнь новых мест. Но назвать Ставролакиса сентиментальным? Назвать сентиментальным Лутича? Бесспорно, оба они – чудаки с придурью, но не сентиментальны и нового не страшатся; и после этого «а на Земле, между прочим…» они не скрывали пренебрежения, что ли, словно лопнуло что-то, оборвалась какая-то жила, на которой они были подвешены на крюке к потолку. Даже в том, как они посматривали по сторонам и на самый верх – на куполы, высотой по семьсот-восемьсот метров, а некоторые и того больше, было что-то горделивое, неосознанно говорившее: и это – тоже мы.

А купола впечатляли. Невероятные конструкции, в которых самих конструкций почти не было. Они поддерживали сферическую форму только отчасти за счет решеток; конструкция оболочки выполняла частично и несущую фунцию, а еще давление внутри куполов как бы надувало их изнутри. Максимилиан У. Кронинген ознакомился с немалым количеством мастер-проектов, побродил внутри нескольких куполов в виртуальных экскурсиях; и еще в посадочной капсуле он считал, что его не ждет ничего удивительного. Ан нет: что в симуляции было огромными полусферами, в которых мелкими мурашками суетились люди, забегая-выбегая из домиков–обувных коробок, на деле оказалось – да, огромными полусферами, наполненными самыми разными красками, самыми разными зданиями, со многими уровнями, – обжитыми, что ли.

– Мы по возможности используем минимально энергозатратные средства передвижения, – говорил комендант Лутич, подведя их к небольшой площадке, на которой стояли самокаты. – Разумеется, инфраструктура улиц внутри сфер, а также переходы между ними позволяет использовать и полноценные кары, и, к сожалению, время от времени возникают некоторые экстренные ситуации, в которых невозможно не использовать их, но мы все-таки предпочитаем обходиться такими нехитрыми устройствами.

Рядом с Кронингеном присвистнул Айк Минасян. Его можно было понять: на Земле мода на эти штуки – устройства с двумя колесами по полметра в диаметре, расположенными не одно за одним, а рядом, так что человек стоит на площадке между ними – то появлялась, то снова хирела и исчезала. А здесь, судя по всему, их очень уважали.

– Как ни странно, очень удобная конструкция. Требует некоторой практики, но совсем немного. С точки зрения экологической исключительно удобны. Исследования наших ребят подтверждают снова и снова, что они куда экономней канонических самокатов. – С довольным видом говорил Лутич, поглядывая на машины.

Кронинген с трудом представлял его на этом самокате. Передвигающегося пешком и неторопливо – запросто. Величественно возвышающегося на бегущей ленте, которая использовалась в некоторых местах вместо тротуара – тоже.