Две души Арчи Кремера (СИ)

Впрочем, стоя перед Кронингеном – Максимилианом У., не другим, не похожим, но узнаваемо Кронингеном, Арчи испытывал невероятное – гнев. Арт тревожился – не понимал, что за странное поведение мозга, и пытался определить причины. Арчи отказывался ему объяснять, потому что сам не до конца осознавал их. Кронинген же, Максимилиан У., напоминал себе Арчи, внимательно смотрел на него, словно сканировал; по его лицу невозможно было понять, знает ли он, что за артефакт стоит перед ним, или не знает, а если знает, то что думает – забавляется, или ему плевать на Арчи, как плевать тому Кронингену на презренных людишек, на которых он совершенствует свое мастерство, и не воспользуется ли этот Кронинген удобным объектом, чтобы отточить какие-то свои умения.

Хвала генштабу за невероятно ловкого искина. Арт умудрялся вполне достойно реагировать на вопросы-расспросы этих следаков, пользуясь лишь периферийными когнитивными алгоритмами Арчи. Сам же осторожно осведомлялся: с Арчи все в порядке? Не хочет ли он вступить в разговор?

Арчи худо-бедно понял, что имел в виду Лутич, говоря, что это – кровопийцы, все двенадцать человек. Они принимали услуги медиатора как нечто само собой разумеющееся, требовали универсальной эрудиции и высшей квалификации, но при этом ни один из них не пытался как-то расположить его к себе. У Арчи сложилось отчетливое впечатление, что целью каждого из них было проверить, как быстро он выйдет из себя. Они состязались в остроумии, выбирая объектом местные реалии и людей. Долго и со смаком обсуждали, как сильно не помогал Захарии Смолянину дедушка и как счастливо младшее поколение Смоляниных, что то существо, отдаленно походящее на человека, обосновалось на Марсе, подальше от Земли; выясняли детали той неудавшейся операции под руководством Лутича, после которой тот устроил в штабе гарнизона маленький бадабум, и долго и со смаком предполагали: после того облучения и с теми имплантами Лутич состоятелен как мужчина, или лучевая болезнь – болезнь для всего, а прежде всего для яичек, а посему оные у него – все-таки родные и нефункциональные или протезы? И обращались к Арчи, как бы между прочим, как бы за уточнением, и пока один допытывался, остальные изучали его. Арчи парировал; огрызался; осведомлялся о каких-то не очень приятных деталях из биографии спрашивавшего или его знакомых, которые – детали так или иначе могли послужить ответом по аналогии, а прозвучав, причиняли дискомфорт, – и сохранял на лице вежливую, механическую улыбку, которая не смогла бы самому внимательному человеку сообщить ничего, только лишь что Арчи находит их общество забавным. Ему мстили за это, отправляя восвояси, даже когда нужно было обсудить какие-то незначительные детали, связанные с расследованием лишь опосредованно; Арчи не возражал. Его возвращения требовали, причем категорическим тоном и в резких выражениях; Арчи возвращался, методично исполнял все требования, связывался с Захарией, чтобы обеспечить сеанс на мегакомпьютере; связывался с Лакисом или его подчиненными, чтобы следователи могли в очередной раз допросить их; добывал ресурсы, организовывал помещения, вылазки за пределы города и прочее – и отказывался выходить из себя, что непомерно раздражало их.