Две души Арчи Кремера (СИ)

Арчи, впрочем, был им даже благодарен. За муторной работой по синхронизации трех компьютеров у него не особо много времени оставалось на невеселые думы о себе самом, о будущем, о – Максимилиане Улиссе Кронингене. О том, до чего дурацкое у него имя и как оно подходит ему. О том, что звать его Улиссом – куда правильней, чем Максом: это имя, в отличие от оскопленного «Макс», не унижало его, такого серьезного, самодостаточного, уверенного в себе и относящегося с легким высокомерием ко всему миру Кронингена. И о том, что это имя – достаточно длинное и в меру краткое, чтобы оказываться лучшей лаской. Не для Кронингена – ничуть: для его, Арчи, губ, его сознания. И другие мысли лезли в голову: что в упрямстве, которое Арчи с таким рвением демонстрировал, кроется что-то отвратительно инфантильное. Он попытался как-то иначе определить свое поведение, доказать, что это всего лишь механизм самозащиты, чтобы снова и снова возвращаться в исходную точку: он трус. Причем одно не исключало другое. И более того: трусость – это тоже своеобразный защитный механизм, а принцип «бей или беги» еще никто не отменял, и то, что Арчи постоянно выбирает второе, что-то да должно подтверждать. И многое, многое другое, о чем думала часть сознания Арчи, пока другая занималась кропотливым делом настройки, отладки, снова настройки, уточнения, проверки, одновременного включения двух и трех компьютеров, еще одной проверки, и так далее. И время от времени губы сами по себе улыбались, прицениваясь к этому «Улисс». Кто бы мог подумать, что у родителей Кронингена есть чувство юмора…

«Триплоцефал» достаточно сблизился с астероидом, который ему предстояло захватывать, скорости почти синхронизировались; «Триплоцефал» медленно дрейфовал к астероиду, Араужо изредка корректировал сближение кратковременным включением двигателей. Сама по себе ситуация была почти стандартная, и она же требовала не столько точных расчетов, сколько чутья, что ли. Сканеры могут собрать огромное количество данных, компьютер предельно скрупулезно их обработать и подготовить очень точную модель астероида, затем рассчитать пути подхода, захвата и тактики работы двигателей, а в астероиде окажется одна, какая-нибудь незаметная полость, и при захвате гарпун попадет именно в нее – и пиши пропало. Самый продвинутый искин мог оказаться неспособным принимать эффективное решение, потому что ему не хватало человеческой изобретательности; поэтому ключевые решения всегда принимались человеком. И капитан Араужо отдал приказ о начале операции. Компьютеры начали складывать солнечные паруса – огромные зеркала из супертонкой и суперпрочной фольги, выполнявшие функцию солнечных батарей. Они весили пару килограммов в лучшем случае и при этом могли уловить достаточно солнечного света, чтобы обеспечить электричеством значительную часть жилых помещений. Какое-никакое, а подспорье, нет нужды расходовать топливо, заставлять двигатели работать. Это были огромные штуковины общей площадью под тысячу квадратных метров, и вся конструкция – паруса и рама – разрабатывалась таким образом, чтобы в сложенном виде занимать как можно меньше места. Симуляции показывали надежность конструкции, а в действительности оказалось достаточно того, чтобы заело один шарнир, и вся конструкция застопорилась. Второй парус продолжал убираться, а первый – провисал, еще и фольга колебалась так, что все тревожно смотрели на экран: фольга суперпрочная, если намотается на что-нибудь, если попадет в сопла, в люк, куда угодно, будет очень нехорошо.

Араужо зло стукнул кулаком по консоли, выругался. Можно было отправить дрон, управлять им удаленно и рассчитывать, что все получится. Можно отдать приказ об аварийном отделении паруса – топлива достаточно, в крайней мере можно будет ввести режим экономии, но огромная дура в пятьсот квадратных метров в вакууме может полететь куда угодно, в том числе и на корабль, и это будет куда опасней. Так что самым оптимальным решением было все-таки отправить человека.

За добровольцами дело не стало бы в любом случае – их было, считай, каждый первый. И плевать на дополнительное облучение, на риски, связанные с выходом в открытый космос, со сближением с этой хлипкой конструкцией; готовность на такое была чем-то естественным для всех пяти. Араужо готов был сам пойти, но это было бы бравадой прежде всего и только потом взвешенным и хладнокровным решением, так что он почти согласился с тем, чтобы бросить жребий. Арчи – спорил сам с собой. Даже не спорил. Воевал. И кажется, он наконец услышал Арта, только тот орал на него голосом самого Арчи.