– Оу… – Арчи округлил глаза и замогильным голосом спросил: – Хелена..?
Пифий захохотал.
– Ни в коем разе! – затряс он головой. – Но она тоже участвует в разработках.
Арчи посмеивался, Пифий успокаивался.
– Ты невероятно изменился, Арчи Кремер, – сказал он, посерьезнев. – Невероятно.
Арчи сам ощущал это. Например, когда болтал с Пифием о самых разных вещах, подчас совсем пустяках – он сам удивлялся, как это, оказывается, легко и интересно. Время от времени что-то, смахивающее на Арта, давало о себе знать: оживлялось, уточняло, почему так и так, но это было мимолетным, незначительным и не требовало развернутого ответа от Арчи – обходилось контекстом. Или пассажиры на крейсере, которых Арчи не пытался избежать; или команда, члены которой, казалось, жаждали поболтать с Арчи о том о сем. Он сам так изменился, или человечество?
Месяц реабилитации пролетел как-то незаметно. Арчи мрачно отмечал, что ничего не успевает: земные сутки были короче марсианских на целых сорок минут. И сама адаптация давалась ему сложней, чем он ожидал – привычен был к тому, что все проблемы, связанные с телом, решаются просто и без его особого участия; тот же переходный период на Марсе прошел вполне легко, а возвращаться в земную силу тяжести, в земную же насыщенную атмосферу и к обильнейшей микробиосфере оказывалось непросто. Настроение было отвратительным, да еще и ученые дорвались до любимой игрушки: Арчи снова оказался объектом бесконечных обследований. И надо сказать, спокойствие давалось ему нелегко; Арчи отрешался от этих дурацких вопросов, новых процедур, еще процедур, пытался занять себя чем-то худо-бедно полезным, благо к его услугам была вся мировая сеть, это вроде как получалось, но ученые решали, что кое-какие вещи требуют уточнения, а кое-что нуждается в экспериментальной проверке, и Арчи снова оказывался в лаборатории. Радовало одно: никто не пытался забраться ему в голову – проверили органическое вещество, убедились, что никаких новообразований, аномалий и прочего, проверили биохимию и вернулись к инженерным штукам.
Эта пытка наконец закончилась. Курьер доставил приглашение от Аронидеса – на официальное мероприятие, которое должно было состояться тогда-то и там-то, а перед этим на приватную беседу лично к начальнику штаба, и собственной рукой Аронидеса приписка: бояться не стоит, никаких формальностей не будет. Этому юноше-курьеру было навскидку столько же лет, сколько и Арчи; он смотрел большими глазами, удивлялся, поди, что за честь такая сопляку Кремеру, и почему не ему эта честь выпала. Кстати, тоже лейтенант, но из штабных. Арчи быстро написал записку, в которой благодарил Аронидеса за приглашение, отдал ее курьеру и выставил. У него было целых три дня свободного времени. Нужно было озаботиться одеждой, едой, развлечениями. И ничего из этого Арчи делать не хотел. Он вдруг страстно возжелал еще пару обследований: они давали возможность отвлекаться от невеселых мыслей, костеря на чем свет стоит умников, эти обследования проводивших. Какое-никакое, а развлечение.
Арчи зашел в фойе дома, в котором снял квартиру – и замер: на диване сидел Максимилиан У. Кронинген собственной персоной и читал газету. Одну из тех, которые портье каждое утро раскладывал на столике. Это мог быть эротический журнал, газетка о продаже антикварных ценностей, листовка с бесплатными объявлениями, и Максимилиан У. Кронинген читал бы ее с тем же брезгливым любопытством, наверное. Заметив Арчи, он бросил газету на стол и встал.
– А, тебя наконец выпустили. Пригласишь в гости? – холодно поинтересовался он.
– Ты уверен? – усмехнувшись, неверяще спросил он.
– Нет, – помедлив, ответил Кронинген. – Но рассчитываю. Я ждал тебя пять гребаных часов и вправе рассчитывать хотя бы на чашку кофе.
Арчи не о том спрашивал. Он хотел знать, уверен ли Кронинген, что им нужно подниматься наверх, оказываться наедине друг с другом, возможно, говорить; Арчи допускал, что и до скандала дойти может – учтивого, ядовитого, обжигающе-ледяного скандала. Что Кронинген на него был способен, Арчи не сомневался. Что он сам будет вести себя так же – подозревал.
Максимилиан У.Кронинген вышел из-за столика, остановился в паре метров от Арчи. Тот – смотрел на него, не отводя глаз. Хотел сделать шаг навстречу – а просто потому, что он наконец видел этого проклятого вампира, высосавшего из него что-то необъяснимое, оставившего пустоту в груди – и боялся. И Арчи безумно, невероятно желал хотя бы на пару минут позаимствовать у себя-ребенка обычные человеческие глаза. Чтобы Кронинген, мать его, Максимилиан У. увидел в глазах то, что Арчи никому – абсолютно – не сказал и даже себе боялся признаться. Свои-то глаза едва ли что-то такое позволят выразить.
Правда, долго стоять в фойе было не совсем удобно.
– Без проблем, – ответил Арчи, опуская глаза. – Боюсь только, что в квартире может не оказаться кофе.
Кронинген стал перед ним.
– В таком случае предлагаю поехать ко мне. Я, знаешь ли, в своей квартире живу уже который год, а не въезжаю в нее впервые, – сухо произнес он.