Две книги о войне

Нас у фрау Матильды было больше сорока: фран­цузы, чехи, поляки. Русских было четверо, да и то на­род все старый и хворый, вроде меня... Но наша фрау Матильда никому не давала поблажки, всем находила работу. Только и слышишь целый день ее голос: «Arbeiten, arbeiten!» Богатела она не по дням, а по часам.

И сыновья ее старались. Посылки из России шли де­сятками. .. С утра до вечера в доме, на дворе, на поле кипела работа. За какие-нибудь полгода плотники по­строили новый скотный двор, маслобойню, бараки, ка­менщики сложили два одноэтажных каменных дома, усадебную тюрьму, обнесли всю усадьбу высоким за­бором, поверх которого еще протянули в три нитки ко­лючую проволоку. Хозяйка наняла управляющего и надсмотрщика, жили мы как в настоящей крепости. Ворота были обиты железом, по двору бегали злющие овчарки со вздыбленной шерстью, — попробуй вы­рваться из этого ада! Да и куда бежать: Россия-то да­леко. Но некоторые все же пытались бежать, дядя Про­хор, например, колхозный пасечник, был он откуда-то со Смоленщины. .. Собаки настигли его где-то за де­ревней и так искусали, что старик на другой день умер. ..

Мы уже больше года жили в рабстве у фрау Ма­тильды. Однажды старуха получила извещение: ее сына убили у нас, где-то на Южном фронте. Потом че­рез неделю — второе извещение: погиб старший сын. Старуху хватил удар, у нее отнялась левая нога.

В утешение фрау Матильде за убитых сыновей при­гнали новую партию рабов, и она ожила. Это было ле­том 1943 года, перед уборкой хлебов. Среди пленников был и мальчик Вася, которого вы ищете. Был он пионе­ром, учился в седьмом классе советской школы — и попал к фашистам! .. С приходом Васи все и заверте­лось в усадьбе фрау Матильды.

В первый же день Вася нам всем категорически за­явил, что он — пионер и на проклятых фашистов рабо­тать не будет.

А ты, сынок, хоть притворись, что работаешь,— стала просить его тетя Фрося. — Здесь с нашим братом не церемонятся. Убьют ни за что! .. Потерпи немного, вызволят из неволи наши солдаты.

И не подумаю! — гордо ответил мальчик.

Наутро вместе со всеми работниками он пришел на

кухню за завтраком. Завтрак всегда раздавала сама фрау Матильда. Известен немецкий завтрак: стакан кофе и кусок хлеба. На столе стояли большое блюдо и крохотные весы, вроде аптекарских. Хозяйка про­сыпалась раньше всех в доме, и когда мы приходили за завтраком, то и кофе был готов, и хлеб развешенный лежал на блюде. Это было красивое, золотом разрисо­ванное блюдо. Посреди его было написано: «Mein Haus ist meine Welt;», что означает: «Мой дом — мой мир».

Ну, вот, значит, стоим мы все за завтраком. Опи­раясь на костыль, фрау Матильда раздает хлеб, разли­вает кофе. Доходит очередь и до Васи, он послед­ним стоял, а на блюде — больше ни куска хлеба, в кастрюле — ни капли кофе!.. Он смутился, по­краснел, но ни слова не промолвил. Фрау Матильда ласково улыбнулась, погладила его по голове, сказала по-русски:

— Надо работать, потом кушать, мальчик.

Вася вышел огорченный из кухни и куда-то пропал. Но к обеду вернулся. И опять ему ничего не досталось. То же — на ужине.

Утром Вася больше не пошел на кухню и весь день проголодал. Мы принесли ему в барак кое-что из на­ших припасов, но он очень даже сердито от всего от­казался. ..

Мы гадали: чем кончится эта история? А история еще только начиналась. Два дня голодал Вася, а на третий — пришел к завтраку, опять ему ничего не до­сталось. Тогда он схватил блюдо со стола и швырнул его на пол. Фрау Матильда так побледнела, так за­тряслась, что мы не на шутку испугались. Конечно, разбитого блюда ей было очень жаль, но не в нем бы­ла суть: в этом поступке русского мальчика она уви­дела протест.

Пришел управляющий герр Франц и вместе с ним герр Карл — наш надсмотрщик и палач. Между собой мы этого Карла называли не иначе как Бегемот. У него челюсть была как старый лапоть. Зверь был из зверей! Ходил всегда с плеткой. Мог любого избить до полу­смерти. Мог затравить овчарками, как это сделал с дя­дей Прохором, пасечником. .. Схватили два герра на­шего Васю под руки и поволокли на скотный двор. . . А мальчик, вы, наверное, сами заметили, щупленький, выдержать ли ему плетку Бегемота? . . Ну, тут мы все, кто был в это время во дворе — и русские, и французы, и поляки, — преградили им дорогу, запротестовали,

сказали, что не имеют они никаких таких прав изде­ваться над мальчиком.

Герр Франц тогда очень рассерчал, оставил Васю под охраной Бегемота, побежал в конторку звонить по телефону. Не прошло и десяти минут, видим, на маши­не приехали полицаи. Окружили они нас, загнали на скотный двор, вынесли во двор скамейку и начали на ней пороть всех по очереди. .. Первым выпороли Васю и, полуживого, поволокли, бросили в усадебную тюрь­му. .. Потом тетю Фросю, было ей лет под шестьдесят, тихая была старуха, работала вместе со мной на скот­ном дворе. За ней потащили конюха, старика францу­за дядю Шарля, и тоже били... К полудню всех выпо­роли.