Две крепости

— Мы называли его Митрандиром, на манер эльфов, — сказал Фарамир, — и ему это нравилось. «У меня много имен в разных странах, — говорил он. — Митрандиром я зовусь среди эльфов, Таркуном — среди гномов. На Западе, в дни моей юности, теперь забытые, меня называли Олорином, на Юге хорошо помнят как Инкануса, на Севере прозвали Гэндалфом, а на Востоке я не бываю».

— Гэндалф! — воскликнул Фродо. — Я сразу подумал, что это он. Гэндалф Серый, лучший из советчиков. Предводитель нашего отряда. Он погиб в Мории.

— Митрандир погиб! — опечалился Фарамир. — Похоже, злая судьба преследует ваш отряд. Трудно поверить, что обладателя такой великой мудрости и могущества, свершившего множество удивительных дел, больше нет. Вы уверены в том, что он действительно погиб, а не ушел от вас куда-нибудь?

— Увы, да! — сказал Фродо. — Я видел своими глазами, как сорвался он в бездну.

— Я чувствую, что это ужасная история, — сказал Фарамир, — и, может, вы мне поведаете ее вечером. Митрандир, как я теперь догадываюсь, был не просто знатоком древних легенд. Он был могучим двигателем событий, свершающихся в наши дни. Если бы он был среди нас, он объяснил бы слова из нашего сна, и ни к чему было бы посылать вестника. Но, может, и ему это было не под силу, и путь Боромира был предопределен судьбой. Митрандир никогда не говорил нам о том, что будет, и не открывал своих целей. Он получил разрешение Денетора — каким образом, я не знаю — искать тайны в нашей сокровищнице, и я немного узнал от него, когда он склонен был учить меня — а это случалось редко. Он разыскивал сведения и расспрашивал обо всем, что касалось Великой Битвы у Дагорлада при основании Гондора, когда был свергнут тот, кого мы не называем по имени. И он особенно интересовался Исилдуром, хотя о нем мы меньше могли рассказать: никто из нас не знал ничего определенного о его кончине.

Фарамир перешел на шепот:

— Но я узнал кое-что и с тех пор храню эту тайну в моем сердце: Исилдур что-то снял с руки Неназываемого и ушел из Гондора, а после его не видел никто из смертных. Именно это что-то и интересовало Гэндалфа больше всего. Но казалось, эта история касается лишь любителей древних преданий. Потом, когда мы обсуждали значение загадочных слов из нашего сна, я впервые подумал: может быть, Яд, или Проклятие, Исилдура и есть та самая вещь. Ибо Исилдур попал в засаду и был убит оркской стрелой, в соответствии с единственной известной нам легендой, а Митрандир никогда не рассказывал мне больше.

Я не могу догадаться, что это была за вещь. Вероятно, наследие Великой Власти и опасности. Страшное оружие, может быть изобретенное Темным Лордом. Если эта вещь дает преимущества в битве, я легко могу поверить, что Боромир, гордый и бесстрашный, часто безрассудный, всегда стремившийся к победе Минас-Тирита и тем самым к собственной славе, мог пожелать ее для себя, мог поддаться ее искушению. Какая жалость, что именно он отправился с таким поручением! Я был избран для этого отцом и старейшинами, но он выступил вперед и заявил, что, как старший и более решительный, берет это дело на себя.

Но не страшитесь впредь! Я не взял бы эту вещь, даже если бы она валялась на дороге. Пускай Минас-Тириту судьба лежать в руинах, я не взял бы и ради его спасения оружие Темного Лорда. Нет, я не хочу такого триумфа, Фродо, сын Дрого.

— Этого не хотел Совет, — заметил Фродо. — Не хочу и я. Я вообще не хотел иметь дела с такими вещами.

— Что касается меня, — продолжал Фарамир далее, — больше всего на свете я желаю увидеть Белое Древо цветущим во дворце королей, возвращение Серебряной Короны и мирный Минас-Тирит, вновь превратившийся в древнюю твердыню Минас-Анос, полную света, прекрасную, как королева среди других королев: не хозяйка многочисленных рабов, нет, ни даже госпожа рабов добровольных. Война идет, поскольку нам приходится защищать свою жизнь от разрушителя, стремящегося поглотить все. Не любы мне ни острота сверкающего меча, ни свист стрелы, ни слава воина. Я люблю только то, что они защищают: Город людей Нуменора, его древность, его память, его красоту и мудрость.

Поэтому не страшитесь впредь. Я больше ни о чем не прошу вас рассказывать. Я даже не прошу сказать, близок ли я в своих догадках к истине. Но если вы поверите мне, то я, может быть, сумею дать вам совет и даже оказать помощь.

Фродо не отвечал. Он боролся с желанием получить помощь и совет, со стремлением все рассказать этому справедливому молодому человеку, чьи слова казались такими мудрыми и прекрасными, рассказать все, что было у него на уме. Но что-то удерживало его. На сердце было тяжело от страха и печали: если из девяти остались только он и Сэм, значит, он один отвечает за сохранность тайны их дела. Лучше незаслуженное недоверие, чем опрометчивая искренность. И воспоминание о Боромире, об опасной перемене, вызванной в нем искушением Кольца, было живо в его памяти, когда он смотрел на Фарамира и слушал его голос: братья отличались друг от друга и в то же время были так похожи...