Две крепости

Всадники подъехали к лесу и остановились: люди и лошади — все боялись ступить дальше. Деревья казались серыми и зловещими, и между ними клубился туман. Кончики длинных раскачивающихся ветвей двигались, словно ищущие пальцы, корни торчали из земли, наподобие конечностей диковинных чудовищ, и темные провалы открывались у людей под ногами. Но Гэндалф смело проехал вперед, ведя за собой отряд, и там, где дорога на Хорнбург вступала в лес, всадники увидели просвет, похожий на большие ворота или арку из могучих ветвей. Гэндалф направился прямо туда, и все устремились за ним. К своему удивлению, всадники обнаружили, что дорога и ручей Глубокий рядом с ней проходят через лес, причем небо над дорогой открыто и наполнено золотым светом. Но с обеих сторон мрачной стеной стояли деревья, теряясь в непроницаемой тени. Всадники слышали треск и стон ветвей, далекие крики, гул гневного бормотания. Не было видно ни орков, ни других живых существ.

Леголас и Гимли теперь ехали на одной лошади. Они держались поближе к Гэндалфу, потому что Гимли побаивался деревьев.

— Здесь жарко, — заметил Леголас Гэндалфу. — Я чувствую вокруг себя великий гнев. Вы не чувствуете, как воздух стучит в уши?

— Чувствую, — ответил Гэндалф.

— Что стало с жалкими орками? — спросил Леголас.

— Этого, скорее всего, никто никогда не узнает.

Некоторое время ехали молча, но Леголас все время посматривал по сторонам и останавливался бы на каждом шагу, прислушиваясь к звукам леса, если бы Гимли позволил ему это.

— Самые удивительные деревья из всех, что я только видел, — сказал эльф. — Ля знавал множество дубов от желудя до старости. Вот бы иметь достаточно времени для того, чтобы побродить меж ними: у них есть голоса, и, может быть, со временем я научился бы понимать их.

— Нет, нет! — возразил Гимли. — Оставим их! Я чувствую их мысли: ненависть ко всему, что ходит на двух ногах; у них одно на уме: всех разорвать и раздавить!

— Не всех, кто ходит на двух ногах, — возразил Леголас. — Я думаю, тут вы ошибаетесь. Они ненавидят орков. Они не здешние и мало знают об эльфах и людях. Из глубоких лощин Фангорна, Гимли, — вот откуда они пришли, как мне кажется.

— Тогда это самый опасный лес в Средиземье, — сказал Гимли. — Я благодарен им за ту роль, что они сыграли, но они мне не нравятся. Вы можете считать их удивительными, но я видел большее чудо в этой земле, более прекрасное, чем все, что на ней растет, и мое сердце полно этим.

У людей странные обычаи, Леголас. Тут перед нами одно из чудес Северного мира, и что же говорят люди? Пещеры, говорят они. Пещеры! Норы, чтобы прятаться во время войны, чтобы хранить там корм для скота! Мой добрый Леголас, знаете ли вы, как велики и прекрасны подземелья в Пропасти Хельма? Если бы о них стало известно, туда шли бы бесконечные процессии гномов, чтобы взглянуть на это чудо. Да они платили бы чистым золотом за одну только возможность взглянуть!

— Я заплатил бы золотом, лишь бы меня избавили от этого! — сказал Леголас.

— Вы не видели их, поэтому я вас прощаю, — ответил Гимли. — Но вы говорите глупости. Вы считаете прекрасными залы, в которых живут ваши короли в Мерквуде и которые им давным-давно помогали строить гномы? Так вот, это — жалкие лачуги в сравнении с подземельями, что видел я здесь, — неизмеримо огромные залы, полные мелодичной музыки воды, сбирающейся по капле в прекрасные, как Келед-Зарам при свете звезд, озера.

И, Леголас, когда факелы зажжены и люди ходят по песчаному дну под рождающими эхо куполами, ах! Тогда, Леголас, драгоценные камни, хрусталь и рудные жилы сверкают за гладкими стенами и свет преломляется в мраморе, прозрачном, словно живые руки Королевы Галадриэли. Там колонны белого, шафранового и глубокого розового цвета, Леголас, изваянные в формах, каких вы и во сне не видали. Они выходят из многоцветного пола навстречу сверкающим сводам — развевающиеся крылья, занавеси, прекрасные, как замершие облака, копья, знамена, башни висячих дворцов! Спокойная гладь озер отражает их. Сверкающий мир смотрит из темных водоемов, чья поверхность — как чистое стекло. Города, равных которым не представлял себе даже Дюрин в своих мечтах, уходят улицами и площадями со множеством колонн в темные глубины, куда не проникает свет. Плинк! — падает серебряная капля, и круги бегут по водной глади, заставляя все башни раскачиваться и извиваться, как водоросли и кораллы в морском гроте. Потом наступает вечер: башни и дворцы тускнеют и исчезают — факелы переходят в другие залы и в другой сон. Там зал тянется за залом, Леголас, пещера открывается за пещерой, купол за куполом, лестница за лестницей. А извилистые тропы уводят в самое сердце горы. Пещеры! Подземелья Пропасти Хельма! Счастливый случай привел меня сюда! Я хотел бы остаться в них навсегда!