Две повести о войне

Ввели Машу с ребенком на руках. Утром перед конвоированием она успела покормить сына, и теперь он спал. Рогов с любопытством рассматривал ее. Перед ним стояла не очень молодая сильно изможденная женщина в рванных парусиновых брюках и в такой же рваной парусиновой куртке без пуговиц, через которую просматривалась командирская портупея. Под глазом светился огромный фингал. По случайному стечению обстоятельств сержант-особист ударил ее не в тот глаз, куда ей врезал немец-насильник, а в другой. Тот, старый синяк только недавно сошел на нет. Теперь красовался новый. Но Маша из-за отсутствия у нее зеркала не знала о существовании ни прежнего, ни свежего кровоподтека. Поэтому она сначала не поняла вопроса подполковника о фонаре, о том, кто ей его засветил. Догадавшись, наконец, о чем речь, ответила, что это дело рук вчерашнего начальника. Рогов укоризненно посмотрел на особиста.

– Скажи-ка, Маша, ты сама писала явку с повинной?

– Да.

– И там всё правда?

– Ни одного слова. Лейтенант диктовал, а я писала.

– А почему писала, если всё неправда?

– Потому, что лейтенант обещал убить ребенка, если я не напишу, что я шпионка.

Подполковник снова посмотрел на капитана, покачал головой.

– Скажи, Маша, а откуда у тебя немецкие вещи?

– Какие?

– Ранец, нож, фляга, консервы, галеты, мармелад.

– Ранец, нож и фляги подарил мне хозяин дома в Барановичах, где мы с мужем снимали комнату. Дядя Петя в первую мировую попал в плен к немцам и оттуда привез все это. А продукты дали немцы, когда отпускали меня сюда, на нашу сторону.

– Как по-твоему, почему немцы одарили тебя сухим пайком?

– Не знаю. Кроме того, они еще дважды хорошо накормили меня.

– И ты не знаешь, почему?

– Не знаю, но догадываюсь.

– И почему?

– Товарищ командир, – выше майора она не разбиралась в этих кубиках на петлицах, – вы можете верить мне, можете не верить, но получалось каждый раз одинаково: как только немцы прочитывали разрешение на выезд, они начинали смеяться, потом делались добрыми и всячески помогали мне. Например, посадили даже на эшелон с танками, и я на нем доехала до Орши. Вот и на этот раз, когда меня поймали ночью при попытке перейти линию фронта, ихние офицеры прочитали ту же бумагу и так смеялись, и так смеялись, что даже я засмеялась, хотя мне было не до смеха, думала, они меня расстреляют. А после смеха накормили. Я не знаю, что смешного написано в той бумаге. Читают и смеются, читают и смеются, потом помогают.

– Слышишь, капитан, – не поворачивая головы заметил Рогов, – оказывается, немцы тоже обладают чувством юмора, не только мы с тобой. Смеялись они, значит… Но, как известно, смеется тот, кто смеется последним. И наша Маша Петрова – первая ласточка – предвозвестница: не быть немцам в Москве. Она опередила их. А когда прогоним их, будем смеяться уже мы, – и добавил, обращаясь к ней: – А ты видела позиции немцев?

– Видела. Я вышла к ним ближе к вечеру, было еще светло. Чтобы лучше рассмотреть, как перебраться ночью через немецкие окопы, я взобралась на дерево и всё разглядела.

– Ты можешь подробно рассказать, что ты видела?

– Могу.

– Товарищ лейтенант, – он обратился к особисту, – ты позволишь Маше Петровой пройти со мной. Мы с ней подробно поговорим о том, что она знает о немцах.

Прошкин кивнул.

Как только они вышли, капитан позвонил Курятникову:

– Слушай, сержант, ну ты, однако, болван стоеросовый. Ты кого ко мне прислал? Осрамил меня на весь полк. С чего ты взял, что она шпионка? Плохо начинаешь, сержант. И никакого чувства юмора.

Спустя часа два тому же Курятникову позвонил Рогов. Поблагодарил его за то, что задержал очень ценную разведчицу. Но только не немецкую, а нашу, советскую, которая сообщила очень важные сведения о состоянии вражеской обороны. Связался по телефону Рогов и с лейтенантом Прошкиным, которого также поблагодарил за содействие, поставил его в известность о том, что Петрова помогла ему составить схему расположения позиции противника. Он также выразил надежду, что товарищ лейтенант отпустит Петрову на все четыре стороны. Получив его согласие, отправил к нему Машу в сопровождении своего бойца, приказав ему доставить ее обратно. Подполковник действительно остался очень доволен полученными результатами. Подробно расспросив Машу, он пришел к выводу, что в немецкой части, где ее задержали, серьезный недокомплект в живой силе. Петрова запомнила, что на кухне, где ее дважды кормили до общей солдатской кормежки, половина котлов пустовала. Она указала точное расположения двух пулеметных гнезд в привязке к заметному ориентиру – подбитому танку Т-34. В привязке к тому же ориентиру показала нахождение двух хорошо замаскированных противотанковых орудий. Вспомнила, что две последние траншеи пустые, солдаты находятся только в первой траншее. Рогов потирал руки от удовольствия. «А сегодня ночью на другом участке попробуем взять языка, – подумал он. – Так или иначе, завтра есть о чем доложить начальству.» В знак благодарности решил помочь Маше отправить ее в тыл, подальше от фронта.