Две повести о войне

А потом случился ужасный день, продолжал свой рассказ Иван Петрович. Ему сообщили, что готовится расправа над командиром его батальона штабс-капитаном Родионовым. Самойлов поднял свою роту, но было поздно: комбата подняли на штыки. Разъяренный, он поднялся на бочку из-под вина, которую накануне опорожнили солдаты, и разразился отборной матерщиной в адрес пьяной вооруженной толпы. Та сначала поразилась наглости офицеришки, который осмелился бранить служивых, потом стала выкрикивать угрозы в его адрес, демонстративно щелкая затворами винтовок и все плотнее окружая оратора. Тогда Самойлов приказал своей роте дать залп в воздух. Дружные выстрели несколько охладили солдат. Воспользовавшись их некоторым замешательством, ротмистр Самойлов заявил следующее:

– И что теперь вы, мать вашу за ногу, будете делать без командира батальона, без штаба, который вы разогнали? Как будете харчиться? Кто организует вам, пьяным болванам, трехразовое питание? Среди вас идут постоянные разговоры о том. что пора расходиться по домам. Ну и разбегайтесь, ради бога! Чего вы тут торчите? Уходите! Уходите, чтобы по дороге домой подохнуть с голода. Или быть убитыми, как мародеры. Потому что вы вынуждены будете грабить население. Давайте, топайте отсюда к такой-то матери, а если останетесь и будете бузить, я прикажу открыть огонь по вашим пьяным рожам.

Наступила тишина. От услышанного началось протрезвление. Там и тут послышались возгласы: «Верно бает!», «Знамо дело с харчем!», «Как без командиров!». И наконец послышалось из толпы:

– Говори, что делать?

– Что делать? – сразу откликнулся Самойлов. – Как известно, в пяти – шести километрах о нас находиться городишко и железнодорожная станция. Там находятся армейские склады боеприпасов, продовольствия, фуража и амуниции. Но сейчас в тех запасах хозяйничают все, кому не лень. Я предлагаю захватить их, очистить от мародеров, дезертиров, других бандитов и в ожидании прихода новой советской власти держать там оборону. Когда узнаем, с чем ее едят, это новое правление, тогда и решим: расходиться нам или служить Советам. Главное, мы будем ждать их в сытости и тепле. Такой прожект вам подходит?

Раздался одобрительный гул, послышались выкрики: «Согласны!», «Валяй!», «Командуй!»

– Вы хотите, чтобы я был вашим командиром, командиром батальона? – крикнул Самойлов.

– Да! – дружно ответили солдаты.

– Но я принимаю командование батальоном при следующих условиях, – продолжал брать инициативу в свои руки Самойлов. – Первое – распустить солдатские комитеты и вернуть, как и прежде, единоначалие. За неповиновение, за оскорбление офицеров и тем более за их убийство – расстрел. Второе – полный запрет распитие спиртного, даже браги. За нарушение этого пункта – расстрел. Возьмем склады, всю водку и вино выливаем на землю. Третье – без разрешение не покидать роты и батальон. За самоволку – расстрел. Все вместе будут означать порядок, дисциплина, а, значит, будут и харч, и тепло. Согласны?

Трезвеющая вооруженная толпа оторопела от услышанного. Наступила тишина. Затем послышал гул, сначала тихий, потом громкий, переходящий в выкрики: «Не пойдет!», «Чересчур!», «Эка хватил!». Не дав разгуляться недовольству, Самойлов выкрикнул:

– А теперь слушай мою команду! Кто согласен с моими условиями, идет в правую сторону от меня. Кто не согласен, в левую сторону от меня.

Солдаты не шелохнулись. Самойлов ждал, он был уверен в исходе, так как неплохо знал психологию этих крестьян, одетых в шинели. В детстве Ваня каждое лето проводил в деревне у дедушки с бабушкой, дружил с тамошними ребятишками, познал подноготную мужиков и баб. Не всю, конечно, но главную их особенность изведал: путь к их сердцам лежал через ясную для них перспективу, обеспечивающую им довольство, благополучие и порядок. Верх эти нехитрые потребности взяли и в тот раз. Сначала несколько десятков солдат двинулись вправо от нового комбата, затем за ними последовали сотня, другая. Примерно пятая часть осталась стоять в нерешительности. Потоптавшись, и она присоединилась к остальным.