Мы знали, что за каждой деталью нашего четырехсуточного путешествия стоял труд тысяч людей. Нас просто баловали невероятным вниманием: кормили, одевали, провожали к космическому кораблю, привязывали в нем ремнями и так далее.
Казалось, нам предстоит разогнаться на новой машине вроде гоночного спорткара «Феррари» в первый раз по открытому шоссе: только мы, автомобиль, прямая дорога и никого вокруг. Но каждая мелочь на ней нам знакома. Мы помнили каждый кабинный регулятор и кнопку с закрытыми глазами. Могли вслепую дотянуться до каждого всего, что нужно для управления. Завершены все тренировки, все имитационные прогоны – и теперь все наши бессчетные горки на «Рвотной комете», испытания в термовакуумной камере и мои упражнения по «плаванию» на металлическом диске над аэростатическим столом наконец готовы принести плоды. Теперь все по-настоящему.
Я лежал в сиденье, точно огибавшем контуры моего тела, и казалось, будто меня обнимают огромные руки. Было уютно, хоть и тесновато: места в кабине космического корабля было чуть больше, чем на переднем сиденье «Фольксвагена-жука». Чистый кислород, которым мы дышали, пах стерильностью и свежестью. Температура тщательно балансировалась автоматикой, которая держала воздух прохладным. Когда ЦУП ничего не передавал нам по радио, не раздавалось практически никаких звуков.
Шли минуты, приближалось время старта, и мы занялись запуском систем и проверкой показаний приборов, чтобы убедиться, что все работает так, как должно. В 10 часов и 41 минуту по стандартному восточному времени начался последний этап обратного отсчета перед пуском.
– 20 секунд, отсчет продолжается, – начал комментировать руководитель пусковых операций космодрома на мысе Кеннеди. – Пятнадцать, десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один, ноль. Зажигание.
Вспыхнули могучие двигатели ракеты-носителя «Титан-2», способной вынести нас за пределы земной атмосферы. Гигантская летающая машина стронулась с места в 10 часов 41 минуту и начала удаляться от поддерживающих устройств и башни обслуживания; после этого управление взял на себя хьюстонский ЦУП. Крис Крафт после окончания экспедиции «Джемини-7» перешел в программу «Аполлон», поэтому руководителями полета «Джемини-8» предстояло быть Джону Ходжу и Джину Кранцу.
– Три секунды до взлета, – раздался рапорт из Хьюстона. – Нил Армстронг доложил, что время пошло. Дэйв Скотт сообщает, что полет проходит нормально.
«Титан» двигался плавно. Мы чувствовали, как растет тяга, толкая нас вперед с перегрузкой, нарастающей до пяти единиц. Ощущалась небольшая тряска из стороны в сторону, вибрация, Пого-эффект в виде продольных подергиваний. Но ракета шла уверенно, мощно, под действием силы, словно вцепившейся ей в хвост. Я не чувствовал тревоги или неудобства. Уже прошла та минута, когда в случае аварии мы могли бы использовать для спасения катапультные кресла. Еще 95 секунд, и первая ступень «Титана» отключилась, израсходовав все топливо. Соединительная полоса между ступенями ракеты разорвалась, освобождая первую ступень, позволяя ей отпасть.
Через иллюминаторы мы увидели яркие красно-желтые искры и мелкие обломки, разлетевшиеся при подрыве соединителя: они на краткий миг образовали светящееся облако частиц, отражавшее солнечный свет вокруг корабля.
Несколько секунд мы парили в невесомости, удерживаясь на месте ремнями безопасности, потому что пропало ускорение, порождаемое тягой двигателей. Потом сработало зажигание второй ступени ракеты, и нас вновь прижало к спинкам – плавно, как по маслу, но с каждой секундой все сильнее и жестче. Мы мчались с ускорением до семи с половиной единиц сквозь черные небеса, оставив позади земную атмосферу. В конце концов и вторая ступень, выполнив свою работу, отделилась.
Через шесть минут полета мы двигались на высоте 260 километров со скоростью 8045 километров в секунду. Мы вышли на орбиту.
Первым признаком невесомости оказалась проплывшая у нас перед глазами маленькая металлическая шайба, нечаянно кем-то оброненная. Потом я отпустил список полетных инструкций, и он тоже поплыл по пространству кабины. Плывя вниз головой по отношению к Земле, я перевел взгляд с компьютерного дисплея на небольшое окно прямо перед глазами. В нем открывался вид невероятной красоты.
В таком перевернутом положении черный космос находился словно бы под ногами. Над ним череда пушистых облаков окаймляла огромный, нависающий земной шар. Когда Нил перевернул корабль в «нормальное положение», картину стало проще воспринимать.
Через 20 минут от начала полета, двигаясь над освещенным полушарием Земли, я увидел Средиземное море, Италию, четкие очертания ближневосточных берегов. Я мог даже разглядеть инверсионные следы самолетов и кильватерный след какого-то судна в Красном море. Выделялись линейные рукотворные структуры. Те, кто летал в космос до нас, часто говорили, как трудно выразить словами красоту космоса. Теперь я понимал, что они имели в виду.