Вместе с ним появилась и Ратмила – бледная стройная женщина, прижимающая к себе руку, перевязанную тонким голубым платком. Пан Авро предложил ей присесть на кресло или на подушки, и когда гости ответили, что у них всё замечательно, произнёс:
– Лале, а я по твою душу. – Сделал жест в сторону Ратмилы. – Не знаю, посчитает ли госпожа Кажимера достоверной проверкой тот ужас, что был вчера, поэтому… не проверишь ли ещё разок? А я запишусь в свидетели и передам Кажимере всё, что видел. Чтобы мы наконец-то оставили в покое эту добрую пани.
– Было бы что проверять, – пробормотал Лале и поднялся. Ратмила смущённо села на кресло. – Пожалуйста, вытяните здоровую руку. Вот так.
Он снял свой башильерский перстень и положил Ратмиле на ладонь.
– Как ощущения? – спросил буднично. – Боль? Жжение? Резь? – Приподнял перстень: кожа Ратмилы была совершенно чистой, без черноты.
– Ничего, – ответила Ратмила.
– Славно. – Лале вернул ей перстень. – А теперь сожмите кулак и положите его так, как вам удобно. Просто подержите перстень внутри. Если он не оставит следов и за долгое время – а он, очевидно, не оставит, – я со всей башильерской ответственностью заявлю, что вы не колдунья.
Ратмила согласилась и устроилась поудобнее.
– Как ваша рука? – спросила Ольжана.
– Не стоит беспокойств. – Ратмила улыбнулась и заправила за ухо прядь волос. – Благодаря пану Авро сейчас ни царапинки.
– Ой, захвалили. – Пан Авро подбоченился и сощурился, как кот. – Лале, но ты можешь похвалить меня ещё больше, потому что я раздобыл то, о чём ты давно меня просил.
Ловким жестом он выудил из-за пазухи сосуд, похожий на крохотную бочку.
– Та чудодейственная травяная мазь. Помнишь? – Он передал её Лале. – Осторожно, крайне хрупкая штука. Да и пахнет так, что жуть берёт. – Посмеялся. – Так что открывай, когда будешь один.
Лале посмотрел на сосуд с толикой удивления, но пана Авро поблагодарил. Ольжана решила, что эта была одна из таких древних просьб, о которой уже сто лет как забыл сам просящий.
– Вы можете разжать кулак, – сказал Лале Ратмиле. Та подчинилась: на её руке по-прежнему не было ни следа от ожога, и Лале просто забрал перстень. – Спасибо. Вы можете отдыхать.
– Я верну вас в ваш домишко, пани, – пообещал пан Авро. – Но сначала мои ученики угостят вас завтраком. – Посмотрел на остальных. – Вас тоже. А потом… – Кивнул Ольжане: – Вы уедете?
– Да. Госпожа Кажимера сказала мне, что сегодня я могу быть свободна. И что мне лучше быть в дороге, пока всё не решится с ловушкой. – Ольжана сплела пальцы. – Лале?
– Я-то что. – Он шаркнул ногой об пол, прижимая к груди подаренный сосуд. – Как скажете, так и отправимся в путь.
Ольжана задумчиво пожевала губу. Пан Авро давно перестал казаться ей угрожающим, поэтому она спросила:
– Значит, всё-таки ещё месяц? Не меньше?
Лицо его стало сочувственным и ласковым.
– Я сделаю всё, что от меня зависит, чтобы устроить ловушку как можно раньше. – Он подошёл к Ольжане переваливающейся утиной походкой и легонько погладил ей волосы. – Мне жаль, что я не нашёл другого выхода.
Ольжана пожала плечами:
– Ничего. Отрастут.
Пан Авро ободряюще ей улыбнулся.
– Разумеется. И будут краше прежних. – Сделал несколько шагов назад. – Ну что? Мне нужно поторопиться, чтобы показать себя гостеприимным хозяином. А то… – Играючи погрозил Лале. – Знаю я тебя. Поди не терпится схватить девушку и увезти как можно дальше. Но сначала – завтрак и достойное прощание.
На месте Лале Ольжане бы уже давно надоели шутки про его чересчур тёплое к ней отношение. Но он просто ответил: «Как прикажете».
И всё время до отъезда был учтиво-немногословен.
Чарну разбудили крики. Она обосновалась на втором ярусе колокольни, на колючем тюфяке под ромбовидным окном, и могла целыми днями почти не казать носу на улицу – что ей там было делать? Юрген не нуждался в её сопровождении, а крыльцо у колокольни обычно всегда облепляли Хранко, Якоб и Бойя. Чарна, конечно, могла исследовать озеро в одиночестве, но ей плохело от мысли, что придётся взаимодействовать с чужими учениками и что Кажимера, заметив её деятельность, начнёт задавать вопросы. Поэтому вчерашнее слушание стало для неё огромным событием – полдня не в колокольне! – и весь следующий день она планировала отсыпаться, как только умели ленивые домашние кошки.
Но нет.
Чарна села и протёрла глаза. Пригладила ладонью всклокоченные волосы. Судя по солнцу, близился полдень, а кричал, видимо, Хранко – и когда Чарна спустилась и увидела на кого, то даже не удивилась.
На нижнем ярусе сидел Юрген, и лицо у него было странное, облепленное лоскутами в цвет кожи. Бойя стояла у входа и выглядела недовольной. Якоб устроился на тюфяке напротив и смотрел на всех с видом заправского наблюдателя ярмарочных боёв. Йовар… О, тут даже был Йовар – он высился в середине зала, и вокруг него, как ошалелая собачонка, носился Хранко. И шипел: