Дверь в стене

Он разделил порошок поровну между нашими стаканами и, внезапно поднявшись с удивительным, необычным достоинством в движениях, протянул мне руку. Я сделал ответный жест, и мы чокнулись.

– За скорое обретение наследства, – сказал он и поднес стакан к губам.

– Нет-нет, – поспешно ответил я. – Только не за это.

Он остановился, держа стакан у подбородка, и пристально посмотрел мне прямо в глаза.

– За долгую жизнь, – произнес я.

Старик помедлил, как будто колеблясь.

– За долгую жизнь! – сказал он с внезапным взрывом смеха, и, глядя друг на друга, мы осушили стаканы.

Он неотрывно смотрел мне в глаза, и, по мере того как я пил, мной завладевало какое-то необычайно сильное чувство. С первого же глотка в голове у меня началась дикая суматоха – мне чудилось, я ощущаю почти физическое колыхание в своем черепе, а в ушах моих поднялся неистовый гул. Я не чувствовал вкуса ароматного напитка, окатившего мою глотку, – я видел только серые глаза старика, глаза, взгляд которых цепко впился в мои. Поглощение ликера, умственное смятение, шум и сумятица в голове, казалось, длились бесконечно долго. По краю сознания скользили, тут же исчезая, причудливые смутные тени полузабытых событий. Наконец старик рассеял эти чары. Громко выдохнув, он опустил свой стакан и поинтересовался:

– Ну как?

– Восхитительно, – ответил я, хотя и не почувствовал вкуса ликера.

Голова у меня кружилась, и я сел. В мыслях моих царил хаос. Потом сознание прояснилось, и я начал воспринимать окружающее в мельчайших подробностях, словно видел все в вогнутом зеркале. Поведение моего спутника как будто изменилось, стало нервным и торопливым. Он вынул часы и, морщась, взглянул на них.

– Семь минут двенадцатого! А я сегодня вечером должен… семь… двадцать пять… вокзал Ватерлоо! Мне нужно уйти немедля.

Старик потребовал счет и принялся с видимым усилием надевать пальто. Ему на помощь пришли официанты. Спустя минуту он уже сидел в кебе, а я прощался с ним, стоя возле экипажа и все еще испытывая странное ощущение детальной ясности, точно я… как бы это сказать… не только смотрел, но и чувствовал сквозь перевернутый бинокль.

– Этот напиток… – начал мистер Элвешем, приложив руку ко лбу. – Мне не следовало предлагать его вам. Завтра у вас будет раскалываться голова. Погодите секунду. Вот. – И он протянул мне плоский конвертик наподобие тех, в которых продают слабительное. – Растворите это в воде и выпейте перед сном. Тот порошок был наркотиком. Но помните: выпить это надо не раньше, чем вы отправитесь спать. От этого ваш ум прояснится. Вот и все. Еще раз вашу руку… Преемник!

Я пожал его дрожавшую кисть.

– До свидания, – произнес старик, и по его поникшим векам я понял, что и он несколько сомлел от своего мутящего разум напитка.

Внезапно встрепенувшись, он вспомнил еще о чем-то, порылся в нагрудном кармане и извлек оттуда другой пакет, на сей раз цилиндрической формы, размерами и контурами напоминавший бритвенный станок.

– Вот, – сказал он. – Чуть не забыл. Не вскрывайте его, покуда я не приду к вам завтра. Но возьмите сейчас.

Пакет оказался такой увесистый, что я едва не уронил его.

– Хорошо! – ответил я, и он улыбнулся мне через окно, меж тем как кебмен легонько стегнул кнутом дремавшую лошадь.

Белый пакет, который дал мне старик, был скреплен красными печатями с обеих сторон и посредине.

– Если там не деньги, – сказал я себе, – то или платина, или свинец.