Дверь в стене

Я прислонился к туалетному столику, закрыл и снова открыл глаза и попытался собраться с мыслями. Все происходящее выглядело слишком реальным, чтобы счесть это сном. Я был готов поверить, что от выпитого накануне странного напитка в моей памяти образовался какой-то провал и что, возможно, я уже вступил в права наследства, а затем внезапно забыл обо всем случившемся с того момента, как на меня свалилось нежданное счастье. Может быть, ситуация прояснится, если я немного подожду? Однако воспоминание об ужине со старым Элвешемом оставалось необычайно свежим и ярким. Шампанское, внимательные официанты, порошок, напитки – я мог бы с уверенностью заключить пари, что все это было лишь несколько часов назад!

А потом произошло нечто столь заурядное и вместе с тем столь ужасное, что я и поныне содрогаюсь, обращаясь мыслями к той минуте. Я заговорил вслух.

– Как, черт возьми, я здесь очутился?.. – спросил я себя.

И голос был не мой!

Голос был не мой – он звучал много тоньше и иначе резонировал в моей черепной коробке, дикция была нечеткой. Стараясь успокоиться, я схватился одной рукой за другую – и ощутил хрупкую стариковскую кость под складками дряблой кожи.

– Несомненно, – произнес я тем жутким голосом, который неведомо как поселился у меня в гортани, – несомненно, это сон!

Быстрым, почти инстинктивным движением я сунул в рот пальцы. Мои зубы исчезли. Кончики пальцев нащупали только мягкие края сморщенных десен. От страха и отвращения мне сделалось дурно.

Я ощутил жгучее желание увидеть себя, чтобы немедля удостовериться в той ужасной, омерзительной перемене, какую претерпел мой облик. Пошатываясь, я добрел до каминной полки и принялся шарить по ней, ища спички. Тем временем из горла моего вырвался лающий кашель, и я плотнее запахнул толстую фланелевую ночную рубашку, которая, как оказалось, была на мне надета. Спичек я не обнаружил – и вдруг осознал, что руки и ноги у меня закоченели. Шмыгая носом, кашляя и, вероятно, слегка постанывая, я поплелся обратно к кровати. «Несомненно, это сон, – жалобно твердил я снова и снова, водворяя себя в постель, – несомненно, сон». В этом повторении одного и того же читалось старческое слабоумие. Укрывшись чуть ли не с головой одеялом и засунув дряблые руки под подушку, я вознамерился успокоиться и заснуть. Без сомнения, все это был только сон. Утром он развеется, и я проснусь сильным и бодрым, найду себя таким же юным и жадным до знаний, как и прежде. Я закрыл глаза, задышал ровнее и, когда это не помогло, начал не торопясь возводить в разные степени число три.

Однако то, чего я так сильно желал, не приходило. Заснуть я не мог. И моим сознанием все прочнее завладевала мысль о том, что постигшая меня перемена – это неумолимая реальность. Вскоре я заметил, что лежу широко раскрыв глаза, позабыв про степени числа три, и ощупываю сухощавыми пальцами сморщенные десны. Я действительно разом и совершенно неожиданно для себя самого превратился в старика. Каким-то непостижимым образом я проскочил через всю свою жизнь до самой старости; каким-то обманным путем меня лишили всего лучшего, что есть в жизни, – любви, борьбы, силы и надежды. Я зарылся лицом в подушку, стараясь убедить себя, что такие галлюцинации возможны. За окном неприметно, но неуклонно светало.

Наконец, отчаявшись уснуть, я сел в постели и огляделся по сторонам. Холодный полусвет позволял осмотреть комнату. Она была просторна и хорошо обставлена – лучше всех других комнат, в которых мне когда-либо доводилось спать. На маленькой стойке в нише стены смутно виднелись свеча и спички. Я сбросил одеяло и, ежась от сырости, неизбежной ранним утром даже в летнюю пору, встал и зажег свечу. Затем, дрожа так сильно, что гаситель для свечи задребезжал на своем зубце, я неверным шагом проследовал к зеркалу и увидел… лицо Элвешема! Я смутно предчувствовал это, но тем не менее увиденное было ужасно. Он и прежде казался мне физически слабым и жалким, но теперь, когда я увидел его одетым только в грубую фланелевую ночную рубашку, распахнутую и открывавшую тощую шею, теперь, когда это было мое собственное тело, – я не в силах описать его безнадежную дряхлость. Впалые щеки, беспорядочные пряди грязноватых седых волос, мутные слезящиеся глаза, дрожащие сморщенные губы, приоткрывающие влажную розовую полость рта и жуткие темные десны… Вы, пребывающие и сознанием, и телом в своем естественном возрасте, не в состоянии представить себе, что означало для меня это дьявольское заточение. Быть молодым, полным желаний и энергии юности, – и оказаться запертым и раздавленным в этой шаткой телесной развалине!..