– Пауки! – услышал предводитель голос сухопарого. – Эта штука полна больших пауков! Глядите – о боже!
Человек с серебряной уздечкой продолжал смотреть на улетавший шар.
– Глядите же!
Последовав призыву, предводитель увидел на земле полураздавленное красное туловище – хотя паук был при смерти, он все еще шевелил бесполезными теперь ногами. Потом, когда сухопарый указал ему на другой приближавшийся ком, он не мешкая выхватил саблю. Теперь вся долина напоминала побережье в клочьях тумана. Предводитель пытался собраться с мыслями.
– Скачем отсюда! – внезапно выкрикнул коротышка. – Скачем вниз по долине!
То, что произошло далее, напоминало сумятицу, что царит в разгар сражения на поле боя. Человек с серебряной уздечкой видел, как коротышка промчался мимо него, отчаянно рубя воображаемую паутину, видел, как он врезался в лошадь сухопарого и повалил ее наземь вместе с седоком. Его собственная лошадь понесла, и лишь через десяток шагов он смог ее сдержать. Он с опаской вскинул голову к небу, а затем вновь обратил взор на катавшуюся по земле лошадь и сухопарого – тот стоял рядом и рубил саблей рваную, трепетавшую серую массу, которая, распростершись над ними, обволакивала обоих. А на них надвигались плотным потоком все новые шары – надвигались стремительно и легко, как пушинки чертополоха, катящиеся через пустошь в ветреный июльский день.
Коротышка спешился, но не решился отпустить лошадь. Одной рукой он тащил упиравшееся животное, а другой вслепую рубил воздух. Щупальца второй серой массы запутались в ходе борьбы, и она мало-помалу тоже осела наземь.
Предводитель стиснул зубы, сжал уздечку, опустил голову и пришпорил свою лошадь. Та, что лежала на земле, перевернулась, на ее окровавленных боках замелькали тени, а сухопарый вдруг бросил ее и пробежал шагов десять, направляясь к хозяину. Полустреноженный серыми лентами, он бесцельно размахивал саблей, а те реяли за ним следом, и лицо его покрывала тонкая серая пелена. Левой рукой он колошматил что-то у себя на теле, после чего вдруг споткнулся и упал. Попробовал подняться, упал опять и внезапно страшно завыл: «О-о… О-о-о, о-о-о!»
И на сухопаром, и на земле вокруг него предводитель наблюдал огромных пауков.
Он как раз пытался подвести свою лошадь к этой кричащей, судорожно дергавшейся серой массе, когда услышал стук копыт и мимо него пронесся верхом коротышка – без оружия, припав животом к спине белой лошади и вцепившись в ее гриву. И вновь по лицу предводителя скользнула липкая серая нить. Казалось, что и над ним, и повсюду вокруг кружат эти бесшумные паутины, подбираясь все ближе и ближе…
Вплоть до дня своей смерти он так и не нашел объяснения тому, что произошло потом. Сам ли он повернул лошадь, или она по собственному почину последовала за другой? Достаточно сказать, что мгновением позже он уже скакал в галоп через долину, неистово крутя саблей над головой. А кругом крепчал ветер, и паучьи воздушные суда с их оснасткой и парусами, казалось, устроили за ним погоню.
Цок-цок, тук-тук – человек с серебряной уздечкой скакал сам не зная куда, с перепуганным лицом, постоянно косясь по сторонам и держа саблю наготове. А в нескольких сотнях ярдов от него, с волочившимся позади хвостом из порванной паутины, скакал коротышка на белой лошади, все еще не вполне твердо державшийся в седле. Камыши склонялись перед ними, задувал свежий и сильный ветер, и, оглядываясь, предводитель видел паутину, жаждавшую его поглотить…
Одна-единственная мысль владела им: избежать этой напасти, и потому он заметил зиявшее впереди ущелье, лишь когда его лошадь подобралась, чтобы сделать прыжок. Предводитель не успел сообразить, как нужно действовать, и только помешал животному: приник к лошадиной шее – и выпрямился, подавшись назад, в тот момент, когда было уже слишком поздно.
Но хотя, растерявшись, всадник и не смог правильно совершить прыжок, он по крайней мере не забыл, как следует падать. В воздухе к нему вернулись навыки бывалого наездника, и потому он отделался всего-навсего синяком на плече; лошадь же его, свалившись в ущелье, перевернулась, судорожно задергала ногами и затихла. А сабля предводителя воткнулась в твердую почву и переломилась пополам, как будто Фортуна разжаловала его из своих рыцарей, и отскочивший кончик клинка пролетел в каком-нибудь дюйме от его лица.
Он тотчас вскочил на ноги и, затаив дыхание от ужаса, воззрился на приближавшиеся шарообразные паутины. Попытался было спастись бегством, но потом вспомнил про ущелье и пошел обратно. Увернулся от одного из жутких шаров и быстро спустился по обрывистому склону туда, где его не мог застигнуть ветер.
Там, под прикрытием крутого берега пересохшего ручья, он может, сидя на корточках, наблюдать за странными серыми комьями, пролетающими наверху, до тех пор, пока не стихнет ветер и не появится шанс сбежать. Так он и сделал – и очень долго смотрел на причудливые клочковатые массы, тащившие свои ленты через узкую полоску неба.