Двое любят друг друга

— Не иначе, она верующая! — сказал он решительно. В жизни не слыхал такого — чтобы молоденькая девушка захотела родить ребенка от женатого человека. Он снова скрипнул зубами и задумался, резко наморщив лоб. Послушай, а ты часом никогда не обещал на ней жениться? — осторожно осведомился он.

— Нет, — с мукой в голосе ответил Торбен и почувствовал вдруг, что рухнула вся его жизнь; словно лавина обрушилась на него в тот понедельник, необозримая лавина бед. Трудно даже сказать, что хуже всего в этом хаосе, — то ли, что в этот же понедельник вечером он наплел Свендсену, будто беременна Ева, и несколькими скупыми штрихами набросал ее портрет, с досадой ловя любопытный взгляд собеседника: мол, понимаешь, прелестная девчонка, влюблен без памяти, не такая, как другие, и вот понимаешь, беда… То ли, что фотограф, Янсен его фамилия, увидал Еву в кафе и сразу Узнал ее. А теперь Ингер своим коротким «нет» нанесла мужу последний удар. Дальше была пропасть, и Торбен воспринял ее поступок как жестокий обман. Зря он ей столько времени дал — передумала, видите ли! — да еще эта встреча с фотографом совсем выбила его из седла. Такое Торбен всегда воспринимал очень болезненно, ему и правда захотелось бежать от людей. Дорогие коллеги, надо думать, теперь косточки ему перемывают, что ж, пусть уж досыта натешатся сплетней, тогда только он снова появится в редакции. Там ведь больше трех–четырех дней никакая сенсация не держится.

— Знаешь, нет сил говорить об этом, сначала я должен еще пива выпить, нет, лучше уж виски, — сказал он уже с большей сердечностью, провалиться бы в сони или на крайний случай надрызгаться.

Оба помолчали, дожидаясь, когда официант принесет им по стакану виски. Тот, как змея на гипнотизера, воззрился на стокроновые купюры. Официант знал своих клиентов: как придет время платить, жди спектакля. То ли кинутся звонить какому–нибудь приятелю, чтобы скорей пришел в бар выручать их, то ли чек сунут, по которому только спустя три дня деньги получишь. Одно слово, журналисты! Шалый, ненадежный народ.

Чокнулись, и теперь молча тянули виски. Никто обычно не решался заговорить с Торбеном, пока он сам не пожелает этого. Да, было у него такое свойство с давних пор. Даже главный редактор, и тот считался с этим.

Торбен глубоко вздохнул. Покосился на столик, за которым сидели две девицы: они потягивали вино, явно надеясь кого–то подцепить, а там уж как получится — лишь бы за них заплатили. Не то чтобы потаскухи, но и, конечно, не припцессы какие–нибудь. Одна из них поймала взгляд Торбена и улыбнулась ему, не обнажая зубов. Но он даже не улыбнулся в ответ. Ей–то что, для нее нынешний день, как для других, тоже ведь самый что ни на есть заурядный.

— Ничего не понимаю, — сказал Торбен и с мрачным злорадством убедился, что улыбка незадачливой девицы исчезла, как резинка, которую отпустила чья–то рука, — в понедельник она была согласна. Считала, что аборт сделать надо.

— Если в понедельник согласна была, то и нынче согласна будет.

Свендсен, казалось, сам убеждал себя, что все обойдется, он словно бы уже взялся уладить трудности Торбена. Свендсен вообще тратил уйму времени на улаживание чужих дел. У него самого семьи не было, с женой жил в разводе. Надежда вновь вспыхнула в сердце Торбена от этих слов. Выходит, стоит только двум приятелям носидеть в баре, в мягком, умиротворяющем свете ламп, спрятавшись от шума, от всех свирепых, пронзительных дневных звуков, как сразу же Уладятся все дела, может, даже уладятся сами собой, пока сидишь со своим другом за столиком.

— Я с понедельника ее не видал, сказал Торбен, — может, она просто обижена на меня, Может, она уже опять передумала. — 244 Он повертел в руках стакан и задумался: в глубине души он прекрасно знал, что Ингер без серьезной причины мнения не меняет. Внезапно блеснула мысль: жаль, в самом деде, что беременна Ингер, а не Ева. Уж тогда–то хочешь не хочешь ему пришлось бы что–то решить. Униженио, чуть ли не с мольбой, взглянул Торбен на Свендсена. Хоть бы тот как–то подбодрил его, может, тогда оп паконец придумает что–нибудь.

Но Свендсепу вдруг захотелось его подразнить. Он задорно вскинул плечи и затеребил свой замызганный галстук. .

— Да, — философски изрек он, — поделом тебе, нельзя жене изменять. Меня законная супруга по той же причине выгнала. А у тебя вдобавок такая прелестная женушка.

— Хватит, не припутывай сюда Ингер, грубо оборвал его Торбен. Для нее ты всего–навсего спивщийся забулдыга.

Торбена охватил ужас. Невыносимо, что этот тип то и дело заговаривает об Ингер. Торбена просто трясет от этого, впору заподозрить — хоть, может, это и безумная мысль — что Свендсену отлично известно, какая из двух женщин беременна.

Длинное костистое лицо Свендсена побагровело. Он полупривстал со стула, и Торбен вспомнил вдруг, что он уже был под хмелем, когда они вдвоем направились в бар. А сейчас он, должно быть, и вовсе перебрал.

— Не верю, что она такое сказала! — крикнул Свендсен. И посмей только заикнуться, будто я спился!..

Торбен только рукой махнул.