Двое любят друг друга

— И никогда не держать ему в объятьях прелестной девушки, — мечтательно продолжал Торбен, — девушки страстно любимой, которую он желал бы сделать счастливой и защитить от зла, царящего в этом мире.

— Слушай, а ты, кажется, и правда, без памяти в нее влюблен?

— Конечно. А что, нельзя?

Они уставились друг на друга, и Торбен подумал: «Он завидует мне». Он по себе знал, что такое зависть. Большинство мужчин в его кругу завидовали друг другу. Может, и женская дружба тоже скрывает те же тайные связи?

Свендсен отставил в сторону свой стакан, резко звякнув дном о столешницу. Вид у него был изумленный, даже слегка обиженный. Наверно, он уже позабыл крошку Моцарта с водянкой головы. Свендсен был пьян и преисполнен готовности пить и пить, пока не пропьет все деньги. Торбен знал, что вторично ему уже не собрать такой суммы: Главное теперь — не протрезветь. Что поделаешь, он человек без будущего. У стойки уже теснились девицы, некоторым образом состоящие при этом баре. Заприметив полную блондинку, Торбен равнодушно кивнул ей.

— Утешительница пришла, — бросил он.

Свендсен повернул голову и ухмыльнулся, обнажив все свои ужасные зубы.

— Привет, девочки! — ‘крикнул он. — Вы как вороны на телефонном проводе!

Девицы не удостоили его ответом, Одна из них уже была навеселе и вдруг запела, давясь смехом, на мотив строгой патриотической песни:

Я по улочкам вдоль порта

Гордой поступью пройдусь.

Не страшусь я даже черта

И до чертиков напьюсь.

— Нескладно! — крикнул им Свендсен, злясь, что они не обращают на него внимания. И рифмы у вас дрянные!

— Да отстань ты от них, — сказал Торбен Он завидовал наглости Свендсена. Ему самому в его журналистской работе очень ее не хватало — этакой наглой самоуверенности.

Музыка заиграла громче — кто–то в глубине зала усилил звук музыкального автомата. Какой–то грузный мужчина пригласил на танец флегматичную, не первой молодости, девицу, и тут все, словно сговорившись, расшумелись и расшалились вовсю. А за окнами уже пробило пять. Пробили часы на ратушной баише, и самый что ни на есть обыкновенный день вышел на улицу й зашагал по городу шагом спокойным и ровным, как стук здорового сердца.

Но алкоголь — друг неверный. Из–под мягкой дымки, из рыхлого тумана, каким окутал голову хмель, выплывали четкие тревожные мысли, они продырявили дымку и скоро изрешетили ее вконец.

Торбен смотрел на Свендсена грустным взглядом. Его обманули, предали. Ни одного друга нет у него на всем белом свете. А главное, он до сих пор так и не позвонил Еве. С того понедельника они каждую ночь по нескольку часов проводили вдвоем, и у нее от бессонницы уже потускнели глаза. А сейчас она, должно быть, уже вернулась домой со службы, вернулась в эту жалкую комнатушку в пансионате, которую ни на миг не ‘покинет, пока не дождется звонка Торбена. Он расска- зал ей, что Ингер обнаружила клочки письма и, сложив их, прочитала его записку, и, само собой, Ева поняла, что теперь их положение усложнилось. В полной мере осознала все, как Торбен того желал. Может, для Евы было бы лучше, если бы на ее пути ей не встретился Торбен. Человеку прямо–таки не пошевельнуться: того и гляди, обидишь кого–то, Никогда заранее не угадаешь, как скажется на чьей–то судьбе твой поступок. Так же вот нет будущего и у Евы. Девятнадцать лет девушке, а будущего нет. Ей одно нужно — родить от него ребенка. Стало быть, в его лжи есть все же доля правды.

Лицо его передернулось, словно он отведал чего–то острого, кислого, словно сама жизнь попала ему ка кончик языка, колола и жгла его, а он не мог ее выплюнуть. И с чего он прилип к этому Свендсену?

Но Свендсен снова повернулся к Торбену.

— Приободрись, дружище, — произнес он с искренней теплотой в голосе. — Просто эта подружка твоя — романтичная натура, все они такие — романтичные. А ты пригласи ее в кафе да и попытайся растолковать ей, какова наша жизнь. Спроси ее, к примеру, куда она: денет ребенка, когда пойдет на службу, да сможет ли она вообще ухаживать за младенцем, что скажут ее родители и так далее и тому подобное.