Ева задумалась об этой чужой женщине, жене Торбена, и попыталась вызвать в своем сердце какое–то чувство к ней. Она тоже рада была бы ее пожалеть. Но перед ее мысленным взором вставал лишь расплывчатый образ стареющей дамы, чем–то похожей на хозяйку пансионата. Но ведь та, другая, наверно, много старше хозяйки, да и вообще, как может выглядеть женщина, которой уже под сорок? Матери Евы сорок четыре, телом она стройна и моложава, но душой давно обабилась, закоснела. Впрочем, мать, конечно, совсем другое дело. Мать стареет, а ты между тем растешь, и то и другое совершается постепенно, так что ты ничего даже не замечаешь. Вообще–то Ева отца больше матери любит. Отец служит инженером на фабрике репродукторов. Он уже четверть века там служит, но Ева не знает, в чем состоит его работа. И понятия не имеет о том, как устроен внутри репродуктор. Странно, что мы так мало интересуемся жизнью наших родителей, — разве лишь в той мере, в какой она имеет касательство к нашей. Торбен как–то сказал, что его дочь похожа на Еву. Как странио, что эта девочка всего лишь на четыре года моложе ее.
Боже мой! На ладонях Евы выступил пот. О чем бы она ни задумалась — все мысли ее в конечном счете „сходятся к Торбену. Страшная штука — любовь. Будто лавина спускается с гор и катится, катится, а ты своей волей не властен ее остановить. Не хочется сейчас смотреть ина часы. Рано еще. Но за дверью теперь уже реже раздаются шаги, и телефон молчит…
В комнате постепенно смеркалось, и тьма багровела оттого, что ва доме напротив горела световая реклама. Торбен говорил: «Милая, волосы твои пламенеют!» — когда красная мгла наплывала на них. И еще он сказал этой ночью: «Я тебя никогда не оставлю!» Как знать, вдруг он заболел, но ведь, когда приспичит, мужчина всегда может довериться приятелю и попросить его позвонить по нужному телефону: так, мол, и так. Мужчины очень многое могут, чего не могут женщины.
Ева слегка пошевелила пальцаыи ног, затяяутых в чулки. Ноги ее сделались как деревяшки, оттого что она так долго лежала без движения. Все тело словно одеревенело, но она ни за что не сдвинется с места, пока Торбен не позвонит. В шесть часов вечера его еще ве было в редакции. А позвонить вторично она ие смеет: вдруг его снова там не будет? И без того ведь она переломила себя, преодолев привычный взгляд, что девушке не пристало самой разыскивать кавалера. Очень многое она преодолела и чуть ли не на все вокруг стала смотреть по–другому. «Я стала взрослой», подумала она.
Зазвонил телефон, быстрые шаги хозяйки простучали мимо Евиной двери. «Господи, — подумала она, — хоть бы это был Торбен!»
Она присела на тахте, стиснув руки в мучительном ожидании. Может, это Эллен звонит — такое вполне может быть. Эллен беззастенчиво позволяет молодым людям тратиться на угощение; но, оказавшись в щекотливом положении, тут же звонит Еве, чтобы та немедленно прибежала в бар или в кафе и взяла на себя роль дуэньи. Эллен бережет свою добродетель как некую драгоценность — вроде королевского бриллианта под стеклом.
В дверь постучали. Не дожидаясь ответа, в комнату, окутанную красной мглой, вошла хозяйка.
— Ваш друг просит вас к телефону! — ехидно сообщила она.
— О, большое спасибо!
Еве захотелось обнять ее, обнять весь мир. Но вместо этого она просто спрыгнула с дивана а в одних чулках выбежала в скупо освещенный коридор — такая легкость была во всем теле, словно она летела по воздуху.
— Алло! — задыхаясь, проговорила она. Я уже думала, что ты вообще не позвонишь.
— Я должен был сначала уладить кое–какие дела. Как ты себя чувствуешь? Ты одна?
— Да, ты скоро будешь?
— Мне еще статью одну надо бы дописать. А ты, Ева, не можешь сюда прийти?
— Могу, — сказала она, не колеблясь, — а как мне тебя найти?
Уже один звук его голоса волновал ее точно так же, как если бы он прикоснулся к ней.
Он объяснил ей, как его найти, и она восторженно закивала, словно он мог ее видеть. Прежде он ни разу не предлагал ей прийти к нему в редакцию газеты, и сейчас она ощутила себя чем–то вроде законной невесты, а Торбен был не Торбен, а молодой человек, который пригласил ее к себе домой, чтобы познакомить с родителями.
Ева обернулась — за ее спиной, скрестив на груди руки, стояла хозяйка, на ее широком и бледном, как тесто, лице застыло выражение холодного любопытства.
— Не прекрасно разве быть молодой? — спросила она.
— Да, с готовностью согласилась Ева, стремясь торопливо прошмыгнуть мимо нее. Но хозяйка преградила ей дорогу.
— А ие староват он для вас? — продолжала она.
— Разве дело в возрасте? — весело ответила Ева и, изловчившись, проскользнула мимо хозяйки, а после мигом юркнула к себе в комнату — никакие колкости не могли сейчас ее ранить. Сейчас ей море по колено — пусть даже хозяйка выставит ее за дверь. Ничего, она найдет себе другое пристанище — сколько уютных тнездышек жаждут приютить их любовь.