Двое любят друг друга

Едва очнувшись, Торбен сразу вспомнил, какой нынче день и что должно случиться. Соленый вкус катастрофы опалил рот. Торбен зашел в туалет вымыть лицо и руки. К парикмахеру уже не поспеть. Он осторожно пробрался в выходу, стараясь, чтобы его не увидели. Терпеть он не мог разговаривать с кем бы то ни было в первые часы после пробуждения. Повсюду пахло свежей типографской краской. Торбен быстро накинул пальто из верблюжьей шерсти, спрятав под ним свою мятую одежду и дырявую совесть. Затем черным ходом спустился вниз и незамеченный выскользнул на улицу. Быстрым шагом вошел он в соседний бар, зябко ежась от грубой реальности дня. Сел в самый дальний угол и залпом осушил два стаканчика виски с содовой. Словно больной диабетом, что не в силах обойтись без инсулина. Впервые в жизни он понял: в иные минуты алкоголь необходим, только он поможет вершить дневной труд, передвигаться с места на место.

Онемевшее тело мало–помалу снова обретало подвижность. Торбен спокойно огляделся вокруг. Кроме него самого и официанта, в зале бара, формой напоминавшем кишку, не было ни души. У каждого мужчины всегда под боком официант или женщина, а подчас и оба одновременно. Милые кроткие создания, они связывают тебя с внешним миром, и он уже меньше гнетет тебя — жизнь становится сносной. Торбен прокашлялся, как бы проверяя голос. Потом бросил на стол две десятикроновые бумажки.

— Сдачу оставьте себе, — равнодушно сказал он, на миг возгордившись своей непривычной щедростью. А затем, смутно ощутив, что вновь обрел душевное равновесие, миновал вертящуюся дверь бара.

Небо надвигалось на улицы, неземным лазурным сиянием заполняло все вокруг, оставляя на губах вкус свежей пыльцы. Люди сновали туда–сюда, словно всполошившиеся инфузории в бутылке с пресной водой. Все до единого они были неотъемлемой частью этого светлого уличного пейзажа, лица их излучали добропорядочность и верность долгу. Утренние лица. А у Торбена лицо пылало, пылало нездоровым румянцем, и волна кислого воздуха обдала его холодом — будто холодный, недоуменный взгляд, взгляд

Ингер, его жены, осуждающе–мрачный. На часах в магазине игрушек — половина двенадцатого, восковые дети в витрине таращатся на него небесно–голубыми кукольными глазами, неуклюже вытянув руки с наброшенными на них легкими светло–голубыми и розовыми тканями. Торбен поспешно отвернулся и окинул взглядом площадь Хейбро, где темный воздух уже согревали теплые бронзовые тона. Слабый запах соленой воды проник в его ноздри. У повозок с фруктами шла бойкая торговля. Пробежала вприпрыжку девчушка с яблоком в руке. Коленки у нее голые, озябщие. Трогательные девчачьи коленки Сусанны, худые и острые под накрахмаленными юбчонками. Шершавые, исцарананные коленки Эрика, зеленые все лето напролет: возится парнишка на лужайке, так и не отмыть. Они с Эриком всегда купаются вместе. Нежность, смутная и щемящая, захлестнула сердце, и Торбен на миг остановился, уставившись на какое–то платье в витрине, силясь побороть нахлынувшие чувства. Не там оставил он свое семя: дети — в одном месте, возлюбленная — в другом. Мотается по жизни, как по грязной сточной канаве. А все могло быть по–другому, очень даже просто, не вздумай Ингер рыться в его мусорной корзине. В этом случае — Торбен зашагал дальще, засунув обе руки в карманы и наморщив лоб — ину, конечно, сердито подумал он, в этом случае мы оставили бы ребенка. А как же иначе? Он в этом не сомневался, что бы потом ни сказала Ингер. Ни для кого не новость: миром правит случай. Все люди рождаются слузайно, и, может, в эту минуту с полсотни особ женского пола мечутся по Копенгагену в поисках заветного «адреса». А если они его не найдут, в их чреве созреет несчастный плод, который, когда придет срок, превратится в человека. И так день за днем одно и то же. Такова жизнь — грязная штука.

А все же — тем временем Торбен добрался до площади Конгенс Нюторв, — а все же в этой жизни бывают просветы, истинно золотые мгновения. Вот он сейчас спешит на свидание. Сорок лет, и влюблен. Может, Ингер в любом случае решилась бы на аборт. Ведь для нее он скверный муж, дрянной человек, неудачник. Может, она правда хочет с ним развестись. Он мог бы жениться ва Еве, открыто любить ее, защищать. Мечты его вырвались из привычных границ, тонкой пеленой надежды украсив все, на чем бы ни остановился взгляд. Трепетно сияло солнце. Торбен прошел мимо статуй Хольберга и Эленшлегера — его так и подмывало дружески помахать им шляпой. Наверняка эти парни тоже не чурались радостей жизни.