Двое любят друг друга

— Да, — он вскинул голову и уставился куда–то в пространство, — да, поздно начинать все сначала. — И снова на лице у него выступил пот. Он страдал. Наверно, рад был бы сейчас удрать куда угодно. Вот всегда он так. Жизнь утомляет его, как яркий свет прожектора, неотступно направленный на него. Свет, от которого ему некуда бежать. Ингер жалела мужа и одновременно презирала его. Значит, таков его жребий — принимать ее жалостливое презрение, а ее жребий, ее судьба — быть рабски привязанной к этому человеку: малейшее движение его души сказывается на ее настроении, на ее мыслях, на течении ее будней. «Так или иначе, — нодумала она с грустью, — отныне мы должны довольствоваться друг другом».

Она подтянула ноги под одеялом, обхватила руками колени. Почувствовала слабый запах крови, да, крови и еще хлора, эфира. Больничный воздух. Она взглянула на узкую спину соседки. Розы на ее тумбочке уже начали осыпаться.

Торбен проследил за ее взглядом.

— Наверно, мне следовало принести цветы, — смущенно проговорил он.

Волна детского плача вновь ворвалась в белую палату. —

— Может, во всем есть какой–то смысл, — неуверенно сказала она. Худо мы жили с тобой в последнее время, может, все само собой бы распалось… Иной раз дело идет к разводу даже против воли супругов. И только когда кто–то из них произнесет это слово, тогда только заметишь, что семья вот–вот рухнет, тогда только поймешь, надо ли разводиться. У меня, например, даже денег нет, чтобы нанять адвоката.

«Но ведь это неправда, — тут же спохватилась она. Пусть деталь эта несущественна, но я снова грешу против истины. Само собой, мать, да и другие родичи — исе бы мие помогли». На миг она задумалась о том, что же такое «связи» — связи семейные, связи дружеские.

Родичи и друзья спешат иа помощь тебе, стремясь взлатать лыру в сети, из которой никому выскользнуть не давно. Тебе помогут, тебя вытащат на поверхность, поддержат и иосалят на мосто. Родичи соберут совет, кии Смть © тобой дальие. Торбена опи не выносят. Искоторов время опи бы с радостью ей помогали. «Ах, какая у тебя благородная родня», — посмеивался 'Горбен. Дядя ее служил в Индии консулом, а кузина стала супругой дипломата. Все они ходили на рауты в королевский дворец. Хоть Торбен и вверг ее в бедность, но Ингер от этого не оскудела душой: она видела в своей нищете лишь ряд практических неудобств внешнего порядка.

Торбен рискнул улыбнуться.

— Может, мне лучше пойти домой? — спросил он. Сиделка сказала, тебе нужен покой.

— Конечно. А что ты сказал детям? Сусанна, кажется, думает, что у меня аппендицит?

— Да, — ответил он. Давай уж так и будем держаться этого.

Ингер расправила одеяло. Потом, задумавшись, принялась сдергивать с него шерстяные нитки.

— В холодильнике лежат две отбивные, — сказала она, — а фру Хансен начистила картофель. Пусть Сусанна сварит то и другое. Скажи, чтобы посмотрела по школьной поваренной книге, как это делается. А ты, Торбен, бога ради, следи за печкой, боюсь, как бы она не погасла. Она всегда гаснет, когда меня дома нет.

— Да, сказал он. Эта печка, знаешь, еще один сезон не протянет. Мы должны купить новую. Вот когда мы получим ссуду…

— Хорошо, — сказала она, значит, наведем в доме порядок.

Торбен встал, Ингер быстро взглянула на него.

— Кончай эту историю с девушкой, — тихо попросила она.

Он наморщил лоб.

— Ладно, — нехотя отозвался он. Только дай мне немного времени. Она ведь тоже человек.

Он надвинул на лоб свою шляпу, низкую, © шиокими полями. Шляпа скрыла от Ингер его глаза. Игновение он стоял словно бы в нерешительности, окачиваясь на носках. Темная личность, неискрений человек, ненадежный, несчастный. Наклонившись жене, он неловко поцеловал ее в щеку.

— До свиданья, — сказал он. Завтра непременно иду опять. И не тревожься о том, что там творится ма. Если даже огонь погас, ничего, я затоплю печь.

Он ушел, но все же не забыл, слегка приподняв япу, поклониться на прощание молодой соседке Ин‚ которая снова села у себя на кровати.

— Какой у вас интеросный муж, сказала она, огда Торбен закрыл за собой дворь. Скажите, оп то, художник?

Ингер приветливо улыбнулась девущке. Вообще–то свушка симпатичная.

— Нет, сказала она. Он журналист, он пищет татьи о книгах.

— Он пишет в газете? — В голосе девушки слышапось глубокое почтение.

— Да, он пишет статьи, чаще всего рецензии, в газете «Миддагспостен».

— А вы–то так сказали об этом, как будто это стыдно… — В круглых голубых глазах девушки застыло безмерное изумление. — Ой, наверно, это так интересно — быть женой журналиста. А мой жених просто обыкновенный механик.

— Просто обыкновенный, — с укором повторила Ингер. — Совсем не важно, какая профессия у человека. Важно, что это за человек.

Разговор с соседкой наскучил ей. «Если и дальше придется разговаривать, — подумала Ингер, — я, конечво, предстану в худшем качестве, стану болтливой, фальшивой и лицемерной»,