Двое любят друг друга

Она не ответила, и тишина, повисшая между ними, вдруг раздулась, налилась мраком, затаила угрозу, какую оба рады были бы отвести, угрозу, зревшую естественно и неотступно, как в недрах светлого дня вызревает ночь. Он не знал, чувствует ли она это, и не смел на нее смотреть. «Все. Конец», — только и подумал он. Где–то капало из крана, но стук капель то учащался, словно бы по капризу, то неожиданно замирал. Торбен страдальчески оглядел стол с его уродливыми ножками — будто лапы кладбищенского пса, кресла, потраченные молью, и портрет дряхлого короля верхом на коне. Нелепые немые свидетели неслыханного позора. Он вяло повернулся к Еве лицом. Темные ресницы ее чутко вздрагивали над нежной линией щек, как крылышки диковинной бабочки. Под ними поблескивали слезы. .

— Торбен, с отчаянием в голосе проговорила она, — боюсь, у меня никогда не будет детей.

— Почему? — машинально отозвался он. И подумал: «Скорей бы отсюда уйти»,

— Да потому, что мине ни в чем иет везенья. Не сумела поступить в гимназию. Учеба меня ие прельщает. И молодые люди меня мало интересуют. Красавицей меня ие назовешь, А теперь, когда мне наконец открылась любовь, я не в силах ее удержать. Должно быть, оттого, что ты что–то скрываешь от меня.

— Да, — равнодушно подтвердил он. Если любовная связь длится хотя бы неделю, любовники пепременно должны что–то друг от друга скрывать.

Ни к чему ему ее воспоминания. Он же ни разу не расспрашивал ее о прошлом. Просто любил ее — такую, какая она есть. Она коленками касалась его спины, и это прикосновение волновало и жгло. Быстро поднявшись с дивана, он погасил окурок в безобразной картонной пепельнице. «Пейте пиво марки Туборг» — гласил отпечатанный на ее донце благодушный призыв. Чтобы выиграть время — вдобавок и свет люстры те перь и вправду его смущал, — он повернул выключатель и поднял штору. Розовая ночь тихо вплыла в комнату, как вплывает в душу отрадная дума. И будто сквозь ватное одеяло донеслось до него ее глухое признание:

— Я тоже скрыла кое–что от тебя. Думала: забеременею — уж тогда–то ты обязательно на мне женишься.

От удивления он разинул рот. Не находил слов. «Старый дурак, — сказал он себе, а ты что вообразил? Она такая же, как все»…

Он уставился в темный угол, тде сидела она, но различал лишь белое пятно лица, обрамленного колеблющимися тенями. — - Ты начиталась романов, сухо ответил он. Я бы сразу предложил тебе сделать аборт. А уж если бы ты отказалась — тут уж я предпочел бы откупиться: все дешевле женитьбы.

«Подлец», подумал он чуть ли не с облегчением, зато он, что называется, задал ей задачу на предмет размышления, отплатил ей равной монетой. У него вдруг мучительно пересохло горло.

Какое–то движение в темном углу… Ева встала, вплотную подошла к нему, соблазнительно юная, но ее волнующее присутствие было для него лишь мягким, печальным напоминанием о безвозвратно утраченной близости. Она робко провела рукой по его волосам.

— Зря я это сказала, тихо проговорила она. Ничего такого я не думала,

Его злость сразу погасла, как гаснет инои раз шипящая змейка огня.

— Я тоже не думаю того, что сказал, — ответил он. Но теперь я должен идти. У меня воз работы.

Собственный голос странно отдавался у него в ушах, но сейчас вправду надо скорей бежать, пока его вновь не захлестнула волна вожделения. Нока оп не вгляделся в ее юное личико со строгими целомудренными бровями, восточными скулами и обиженным, припухшим от простуды ртом.

Ева туго затянула на себе халат, молча подошла к выключателю и зажгла свет. Она была бледна, как летнее яблочко. Босиком прошелестела она назад к дивану, а он торопливо облачился в пальто и шляпу.

— Завтра позвоню, трусливо пообещал он. А ты непременно сходи на службу, пожалуй, это самый разумный выход. Скажешь, что тебе стало дурно и пришлось пойти домой.

` «Говори, что хочешь, — подумал он, — только бы мне сейчас от тебя сбежать!»

` Она вскинула к нему лицо, и у самых сладостночувственных губ ее он заметил новую, незнакомую прежде морщинку, что–то страдальческое, напомнившее ему Ингер, отчего Ева вдруг показалась ему много старше своих лет. Он торопливо поцеловал ее.

— Прощай, — сказал он.

— Прощай, Торбен. Ока плотно сжала холодные губы, а когда он приоткрыл дверь, тихо проговорила: — Зачем только я тебя встретила. ` Он не ответил — просто бежал от нее, промчавшись по темному коридору, как призрак, как чудище в чужом кошмарном сне, и, миновав входную дверь квартиры, торопливо сбежал вниз по лестнице, на которую никогда уже больше не ступит его нога.

Ночь хлестала его по лицу, как ветви деревьев в густой чаще леса. Прохожие наперебой толкали его. Звезды и световые рекламы одинаково ослепляли жестким и резким светом. Торбен кинулся в ближайший бар и уселся у стойки. Бармен, со своей неизменной тряпкой, как раз вытирал прилавок. В его взгляде Торбену почудилось смутное сочувствие.

— Виски, — попросил он.