Двое в лодке

– Конденсат, Аркадий Петрович! – продолжал псих. – Стена станет мокрой. Потом капли скопятся, и мне конец. Я утону. Еще я давно хотел вам сказать, что стена по ночам шевелится и душит меня. Я полдня трачу на то, чтобы ее успокоить. Видите?..

Иртышный глядел на монотонные движения руки пациента и думал:

«Он уже не скребет стенку, а гладит. Дня через три выведем на прогулку, а пока пусть еще таблетки поглотает. Теперь надо бы к Барову заглянуть. Тот тяжелый, черт».

Душитель лежал на кровати, закинув ногу на ногу, и читал «Наполеон и Жозефина».

Завтрак только что закончился. Настроение клиента было бодрым, его мозг требовал интеллектуальной пищи. В данный момент поведение пациента выглядело вполне разумным. Но доктор знал, что так бывало далеко не всегда.

Если потушить свет и не зафиксировать Барова ремнями, то он будет спать под кроватью, в маленьком уютном гнездышке, свитом из постельного белья и матраца. Днем или при искусственном освещении он образцовый труженик, находящийся на курортно-санаторном лечении. У него даже не было синей больничной пижамы. Карпатова согласилась на черный спортивный костюм и тапочки. Более того, при свете ему разрешены были очки и ручка, предметы хрупкие, а в изощренных руках психа еще и опасные.

Постоялец отложил книгу и попытался сесть на кровати.

Иртышный жестом остановил его и сказал:

– Можете не вставать.

– Ничего, доктор, я сяду. Можно?

– Конечно. Что читаете?

– Вот про императора Франции.

– Как находите, интересно?

– Императором мне уже не стать. Хотя у вас тут все возможно. Я же прекрасно понимаю, где нахожусь. А в этом Наполеоне не вижу ничего интересного. Надо же ему было всю жизнь воевать, а в перерывах жить с мотовкой на шесть лет себя старше! При этом он еще и предпочитал ее во всей натуральности, немытую.

– Что ж не прекратите тогда читать это?

– А другого ничего нет.

Тут Иртышный обратил внимание на то, что металлическая дужка кровати у изголовья посередине вогнута внутрь. Он быстро поискал в памяти, но не смог обнаружить подтверждение того факта, что так было и раньше.

– Что случилось с кроватью, Максим Викторович? – Доктор указал на повреждение.

Вестовой, прикрывавший Иртышного, напрягся.

Шахтер обернулся и посмотрел на эту самую металлическую трубу.

Он спокойно почесал затылок с остатками волос, пожал плечами и сказал:

– Не знаю, Аркадий Петрович. Не помню.

– Понятно. – Доктор кивнул. – Я распоряжусь, вам принесут еще книги.

– А как насчет прогулки? Очень скучно здесь.

– Пока еще на улице не слишком тепло. Из-за специфики лечения ваш организм ослаблен. Пока я не могу вам рекомендовать находиться на улице. Потерпите немножко, – проговорил Иртышный и отправился на первый этаж, к посту медсестры.

– Нина, кто дежурил этой ночью? – осведомился он.

Молодая спелая девка была вынуждена перестать болтать по городскому телефону.

– Я сейчас посмотрю, Аркадий Петрович, – сообщили темно-красные губки, а пухленькие пальчики взялись перелистывать один из журналов. – А что случилось?

– Скажите мне фамилии. – Иртышный проигнорировал вопрос.

При этом мягкости в его голосе не прибавилось.

– Санитары Кузнецов и Столяров, медсестра Рябинова.

– Понятно. Они только что ушли со смены. Когда будут работать днем, пусть зайдут ко мне.

– Все?

– Да, все, – резко проговорил Иртышный. – Запишите, Нина, а то ведь вы все забудете.

«Надо выяснить происхождение глубокой вмятины на дужке кровати, – подумал доктор. – Такое ощущение, что Максим приложился головой сам или кого-то приласкал таким вот образом. Но убийство в психической больнице, в одиночной камере скрыть невозможно.

Может быть, он в состоянии аффекта скакал там, на койке, ногой встал или ударился. Но металлическая труба сантиметра три-четыре в диаметре. Это с какой же силой надо приложиться? Шум должен был быть.

Я вчера делал обход, вмятины не было. Помню точно. Он так же пытался сесть при осмотре, отложил книжку. Углубление появилось за последние сутки. Надо расспросить людей».

К вечеру его одолела рутинная усталость. Иртышный распрощался с работой и с радостью вырвался на свободу.

Завтра он снова будет рассылать письма по электронной почте, искать людей, которые смогли бы помочь ему деньгами. Проблема состояла в том, что Иртышный не желал делиться с каждым встречным результатами своих опытов. Во-первых, он хотел, чтобы приоритет по части открытия бактерий остался за ним, проявлял здоровый творческий эгоизм. Во-вторых, стороннее финансирование не должно было привести к потере независимости. В-третьих, перед ним маячила отличная перспектива, возможность наладить выпуск лекарственного препарата. Да, скорее всего, не через год. При планомерной работе лет через десять доктор сможет избавить человечество от очень многих болезней и недугов.

Размышляя о перспективах, Иртышный шел по недавно заасфальтированной центральной улице Некрасовки к автобусной остановке, расположенной на другом конце деревни. Затем ему предстояло надеяться на то, что маршрутка, приползающая к ним один раз в два часа, неожиданно не изменит своей весьма полезной привычке.