Двойная звезда

Они доставили меня во дворец и из рук в руки передали в распоряжение конюшего короля Виллема, полковника Патила, индуса со льстивым выражением лица, прекрасными манерами и в роскошном мундире императорских космических войск. Его поклон был красноречив: в нем отражалось то, что меня собираются назначить Верховным Министром, то, что я пока еще не назначен, что с иерархической точки зрения я выше его, но все же человек гражданский, и также то, что на его плече красовался императорский аксельбант.

Он взглянул на мой жезл и мягко заметил:

— Это ведь марсианский жезл, не так ли, сэр? Очень интересно… Вам, наверное, лучше оставить его здесь — он будет в полной сохранности.

Я ответил:

— Я беру его с собой.

— Сэр? — Он недоумевающе поднял брови, ожидая что я тут же исправлю свою столь очевидную ошибку.

Я порылся в любимых бонфортовских выражениях-штампах и выбрал одно из них, с помощью которого он любил давать понять, что настаивает на своем.

— Сынок, вы уж вяжите по-своему, а я буду вязать так, как привык.

Лицо его сразу потеряло всякое выражение.

— Очень хорошо, сэр. Прошу вас, сюда, пожалуйста.

***

У входа в тронный зал мы остановились. Трон, расположенный на возвышении в дальнем конце зала, был пуст. По обеим сторонам огромного помещения толпилась знать и придворные. Видимо, Патил дал какой-то незаметный сигнал, потому что не успели мы подойти, как грянул гимн Империи. Все застыли: Патил оцепенел, как внезапно выключенный робот; я — замер в усталой неподвижности, приличествующей утомленному человеку моего возраста, который делает это, потому что должен. Придворные сделались похожими на манекены в витрине какого-нибудь роскошного магазина. Наверное, мы все же недаром тратим деньги на содержание двора — все эти вельможи в роскошных одеяниях и копьеносцы являют весьма живописную картину.

Когда гимн оканчивался, откуда-то сзади появился и он сам — Виллем, Принц Оранский, Герцог Нассау, Великий герцог Люксембургский, Глава Рыцарей Священной Римской империи, генерал-адмирал Имперских Вооруженных Сил, Советник Марсианских Гнезд, Покровитель Бедноты и Божьей милостью Король Низии, Император Планет и Межпланетного пространства.

Лица его я разобрать не смог, но это смешение символов внезапно вызвало симпатию. Я больше не чувствовал враждебности к системе королевской власти.

Как только Король Виллем сел, гимн окончился. Он кивнул собравшимся в ответ на их приветствие, и толпа придворных стала вести себя свободней. Патил ретировался, и я, зажав жезл под мышкой, начал свое длинное шествие, немного прихрамывая (невзирая на слабое притяжение). Путь к трону очень напоминал путь во внутреннее гнездо Кккаха, не считая того, что сейчас я не был напуган: просто было тепло, и в ушах раздавался какой-то звон. В воздухе одна за другой звучали мелодии Империи: «Христианский король» сменялся «Марсельезой», за ней следовал «Звездный полосатый стяг» и так далее.

Дойдя до первого возвышения, я поклонился, у второго и третьего сделал то же самое и отвесил низкий поклон — уже возле самых ступенек трона. На колени я не встал: вставать на колени надлежало только аристократам, а рядовые подданные разделяют суверенность со своим повелителем. Иногда в стерео и в театре по незнанию делают коленопреклонение обязательным для всех, поэтому Родж прежде всего убедился, что я знаю, что делать.

— Аве, Император! — Будь я голландцем, я бы сказал «Рекс», но я — американец. Мы обменялись с королем несколькими фразами на школьной латыни: он спросил меня, что мне нужно, а я напомнил ему, что он сам призвал меня пред свои ясные очи и т. д. После этого он перешел на англо-американский, на котором говорил с легким нижневосточным акцентом.

— Ты верно служил нашему отцу. И теперь мы надеемся, что так же верно будешь служить нам. Что ты на это можешь ответить?

— Желание моего повелителя — мое желание, Ваше Величество.

— Приблизься.

Может, я немного переборщил, но ступеньки были довольно высокими, а нога моя разболелась по-настоящему — психосоматическая боль ничем не легче настоящей. Я чуть не упал — Виллем мгновенно вскочил с трона и поддержал меня за руку. По залу прокатились вздохи. Он улыбнулся мне и тихонько произнес: — Спокойно, старина. Постараемся сделать это представление покороче.

Он подвел меня к скамеечке, расположенной перед троном, и я уселся на нее, причем довольно неприлично — на мгновение раньше, чем он сам вернулся на трон. Затем он протянул руку за свитком, и я передал его. Развернув лист бумаги, он сделал вид, что внимательно изучает его.