Двоюродная жизнь

– А то вы не поняли! – сказала Анна Лазаревна. – В ресторане правда букет, шампанское, Саша достает кольцо, становится на колени, «будь моей женой», кругом официанты, белыми цветочками машут… А я такая независимая девушка была. «Спасибо! – говорю. – Но мне подумать чуточку можно?» – «Можно, можно!» – смеется и руку мне целует, и кольцо надевает. «Погоди минутку, я же еще не подумала!» – «Что ты, Нюточка моя, это же не венчальное, а обручальное, то есть помолвочное. Раздумаешь – снимешь, а пока надевай». Ну, надела я это кольцо, он тоже что-то себе на палец надел. Встал с колен. Тут официант шампанское – чпок! – и по бокалам. Сидим, пьем по чуть-чуть, болтаем. Я слегка офигеваю. Думаю, что завтра – да чего завтра, уже сегодня, уже вот сейчас – Юра Макеев всем всё расскажет. Другая жизнь. Девчонки обидятся. Я же никому про Сашу не говорила. Ну ладно. Завтра будет завтра. А пока сидим, болтаем, он рассказывает, как его сестра замуж выходила, какие-то такие истории смешные… Потом горячее принесли. Потом кофе… А я все думаю: раз он мне кольцо надел, и я, в общем-то, согласилась, значит, что там дальше? Секс обязательно? Прямо сегодня? Или как? В общем, уже час сидим, кофе допили, он расплатился… и вдруг ах! Вот такой как будто страшный выдох – аххх! И стеклянная стена нашего ресторанчика, которая на реку смотрит, прогибается внутрь, стекла вылетают – мы едва успеваем вскочить и отбежать, все визжат, паника – слава богу, там мало народу было… – и в окно, в это выбитое стекло, видим, как на той стороне реки «Елизавета» ломается посередке и валится вбок, в сторону набережной… Вот говорю и прямо как вижу…

Мы все молчали.

– Верите ли, – сказала Анна Лазаревна, – я вдруг поняла, что теперь ему принадлежу несомненно и безраздельно. Подошла, обняла, взяла его руку с новеньким кольцом, поцеловала, разревелась. Маме-папе позвонила. Сказала: «Мама. Смотри на часы. Четырнадцать тридцать. Я жива. Я случайно вышла из здания». Слава богу, мама-папа еще ничего не знали. Сообщения пошли в без пятнадцати три… Мы поехали к нему, это было прекрасно… – улыбнулась она. – Но ненадолго, увы. Хотя в тот день я была уверена, что на всю жизнь.

– Почему? – Все мы, мужчины и женщины, только руками всплеснули.

– Я сначала сама удивлялась, – ответила Анна Лазаревна. – Потом, кажется, поняла. Я его после этого случая просто обожествляла. Вот честно хотела ему ноги мыть и воду пить. Пылинки сдувать. Жить ради него. Слишком уж обожествляла. А он оказался обыкновенный. Хороший, да. Заботливый. Меня очень любит. Селедку с луком тоже любит, особенно на ночь. В носу ковыряет подолгу, зажмурясь от удовольствия. Любит заношенные плавки, ему в них мягко. Понимаете, если бы всё это делал простой человек, то и мне было бы с ним очень просто. Я бы ему замечание сделала. Плавки бы отняла. Ладонью бы по столу хлопнула в случае чего. Но это же был волшебник, спаситель, почти бог… Невозможно. Так что через полгода такой жизни я ему воскресным утром тихо отдала колечко, поцеловались мы, переспали в последний раз на прощанье, и до свиданья, друг мой, без обид. Хотя он даже плакал. Но я ничего не могла поделать, вот такая я неблагодарная… Ну всё, всё.

Соня спросила, кто будет пить чай, а кто – кофе.

Мы все с радостью принялись за сладкое, потому что история, конечно, была тяжелая. Особенно конец. Хотелось, чтоб это была любовь навсегда. Пускай случайный, но спаситель. Пускай нечаянно, но спасенная… Но вот как оно вышло. Жизнь! Злой режиссер! Почему ты не порадуешь нас хоть однажды?

– Кстати, Анечка! – подал голос старик Алексей Павлович, свекр нашей хозяйки Сони. – Кстати, а что он делает сейчас?

– Кто?

– Этот Саша, как его… Кверкусов? Ваш спаситель?

– Понятия не имею. Последний раз он мне звонил лет пятнадцать тому назад. Предлагал повидаться. Но я не смогла. Да и не захотела.

– А у вас есть его телефон?

– Нет, наверное, – Анна Лазаревна из уважения к старику подвигала пальцем по экрану. – Нет, нет. Я уже три раза меняла айфон с тех пор.

– Ну и ладно, ну и бог с ним, – улыбнулся Алексей Павлович, принимая от невестки чашку с чаем и нацеливаясь на кусок торта.

Главное, он узнал его фамилию, профессию, прежнее место работы.

Четкий старик! Настоящий профи.

Но одну ошибку он все-таки допустил.

Сам поехал с группой захвата и получил пулю в лоб, как только открылась дверь. Саша Кверкусов ухитрился застрелить еще двоих и успел застрелиться сам.

Взрыв «Елизаветы» так и остался нераскрытым.

А Анна Лазаревна до сих пор с легким стыдом и раскаянием вспоминает своего спасителя, которого она столь неблагодарно бросила.

все хорошо, что хорошо кончается Почти по Мопассану

Надежда Павловна вернулась домой в шесть пятнадцать. Чуть раньше, чем рассчитывала: странным образом не было пробок. Из лифта навстречу вышел ее муж, мельком сказал, что ему сегодня «надо встретиться с рядом лиц, обсудить ряд вопросов». Поцеловал ее в щеку. Она чмокнула его в ответ.