Двоюродная жизнь

Отперла дверь квартиры, повесила плащ, переодела туфли. Вздрогнула, поморщилась и пошла на кухню, привлеченная каким-то непонятным звуком.

Боже!

Домработница Василиса, двадцати пяти лет, сидела на табурете, спиной к двери, положив руки на кухонную раковину, подперев подбородок кулаками, и тихо рыдала.

– Что такое? – спросила Надежда Павловна.

Василиса заплакала еще тише, но жалобнее.

Надежда Павловна решила пошутить:

– Ты так уселась, чтоб слезы прямо в раковину?

Та подняла свое зареванное лицо. Надежда Павловна еще раз убедилась, что Василиса совсем некрасивая, как и положено постоянно живущей домработнице в семье, где муж хозяйки еще не старый. Но очень приятная. Даже, наверное, симпатичная. И прическа такая, прямой пробор и две косицы, сзади уложенные бубликом. Почему? Наверное, нарочно держит фасон «служанка» – зачем? Ну, если ей так нравится…

– Что случилось? – Надежда Павловна погладила ее по голове.

– Не могу! – отчаянно помотала головой Василиса.

– Но ты постарайся! – Надежда Павловна чуточку нахмурилась.

– Вы меня убьете…

– Размечталась! Охота была за тебя садиться! – уже совсем строго сказала Надежда Павловна. – Давай, выкладывай.

Василиса сглотнула, вытерла слезы и произнесла:

– Ваш муж… – и снова зарыдала.

– Колька, что ли? – поморщилась Надежда Павловна.

– Николай Антонович, – покивала Василиса.

«Господи! – подумала Надежда Павловна. – Новое дело. Что этот идиот придумал? Козел, бездельник, бывший яркий любовник, ныне солидный мэн на выход. Фигура для смокинга, для взять под руку на приеме, на премьере или на афтепати».

– Ну? – поторопила она Василису.

– Он меня… он меня… – и замолчала, уронив голову.

Надежда Павловна взяла табурет, присела рядом с Василисой, положила руку ей на плечо, погладила шею, заставила поднять голову. Тихо спросила:

– Изнасиловал? Принудил? Соблазнил?

– Это, – шепнула Василиса.

– Что именно? Что – «это»?

– Соблазнил с принуждением. Не, не, без рук. Без угрозы. Но, типа, я мужик в соку, тебе понравится, и вообще я хозяин, типа работодатель…

– Здесь я – твой работодатель! – возмутилась Надежда Павловна. – Сколько раз?

– Восемь. Начиная с сентября.

– Чего ж ты не пожаловалась? Мне! Прибежала бы сразу: Колька… фу, Николай Антонович, пристает к честной девушке! И нет проблем.

– Он мне платил! – вдруг выпалила Василиса.

– Сколько? – не удивилась Надежда Павловна.

– Пять тысяч.

– И ты, значит, брала?

– Ну если уж он меня уделал, – с неожиданной ехидной трезвостью сказала Василиса и посмотрела Надежде Павловне в глаза. – Если уже всё, то что лучше? Плакать в тряпочку или хоть пятеру с этого поиметь?

– Пятеру поиметь, безусловно, лучше! – согласилась Надежда Павловна. – Это без вопросов. Если б лет пять назад, то пятера это вообще сто баксов. А сейчас примерно шестьдесят. Но ничего…

– Ничего, – покивала Василиса.

– Чего ж тогда рыдаешь, если ничего?

– Он мне сегодня не заплатил. Засмеялся и сказал, типа, «хватит с тебя». Типа, «еще неизвестно, кому приятнее». Это, наверное, потому что я кончила? – прошептала она.

– Сука! – громко сказала Надежда Павловна, вставая с табурета. – Это я не тебе. Это я вообще!

Она пихнула табурет ногой и вышла из кухни.

Боже. Какая гадость. Эта дрянь нарочно рассказала, чтоб меня расстроить! – думала Надежда Павловна. – Но почему? Что я ей плохого сделала? А просто так, укусить побольнее. Хозяйка всегда сволочь. Бай дефолт энд бай дефинишн. Жалко. Я думала, хорошая девочка. Ну ладно. А Колька? Ну что Колька?..

Она прошла в спальню, села на кровать. Осмотрелась. Нет, кровать в порядке. Значит, остаток приличий в Кольке остался. Наверное, он драл Василисочку в ее комнате. В комнатке, скажем так… Между кухней и прихожей. Но – с окошком во двор, это плюс.

Она вспоминала, как познакомилась с Колькой, как он на нее тут же запал, влюбился, ловил на всех пати, писал письма, звонил, добивался, и какая она была тогда красивая, стройная, гладкая сорокалетняя вдова, а ему двадцать девять. Она ему сразу заявила свои резервейшнз, а он клялся, что не разлюбит ее никогда, – и первые десять лет было в общем-то хорошо. Вот ей уже пятьдесят три, ему сорок два. Он немного разъелся, а она – ни капли. Правда, он был и остается бестолочью, все время проекты и стартапы, и всегда облом, она уже два года перестала давать ему деньги на этот бред, но жили все равно неплохо. По-доброму жили. С пониманием. Секс не реже двух раз в неделю. Да в сексе ли дело? Хорошо, не в сексе. А в чем? В любви? А что такое – любовь? Нежность, верность, помощь, понимание, сидеть тихо болтать вечерами, и чтобы одни и те же фильмы нравились? А? Все было. И вот така фигня, малята…

Встала, прошла в прихожую, взяла сумку, которую оставила под зеркалом.

Пошла на кухню.

– Держи! – и протянула Василисе пятитысячную бумажку.

– Вы что? – та стала отпихивать ее руку.

– Наверное, у него просто денег не было. Держи, кому сказано! И за деньгами теперь приходи ко мне. Фил фри. Фил эт хоум. Но если ты вдруг забеременеешь…

Василиса спрятала купюру в карман джинсов и спросила:

– Вы меня убьете?