Под драконами прошло стадо белых коров и буйволов, топча копытами и мыча. Их сопровождали всадники, щелкавшие длинными черными бичами. Затем прошла колонна звероподобных существ из Отражений, с которыми Амбер имел торговые связи. Когтистые, покрытые чешуей, они с трепетным чувством играли на инструментах, напоминающих волынки. Они прошли, и опять появились факелоносцы, а за ними солдаты с белыми цветами. Мы смотрели, как они проходят перед нами и исчезают в темном небе, куда их ведет перекинутая через миры дорога. Сияющая миграция светлячков. Появившись из грозы, они пропадали в черной неприступной цитадели, которая называлась Двором Хаоса. Шествию не было конца. И, потеряв счет времени, мы продолжали наблюдать за ним. Но, странное дело, пока они шли, гроза стояла на месте. Я настолько был поглощен этим удивительным зрелищем, настолько растворился в нем, что на какое-то время даже забыл о себе самом, утратив ощущение личности. Я понимал, что такое событие больше никогда не повторится.
Над нами пролетали существа, излучающие сияние, а высоко в небе летели их черные собратья. Приглядевшись к летящим, я стал различать прозрачных барабанщиков, сотворенных из прозрачного света. Потом увидел стаю летающих машин. Вслед за ними по небу проплыли всадники в черном, которые оседлали различных зверей.
Дышали огнем драконы. Музыка, топот, гром барабанов, звуки труб — все это слилось в могучую звуковую волну, омывающую всех нас.
Когда я оглядел эти шеренги, из-за сверкающего занавеса выехала колесница, которую влекли два черных коня. В каждом углу ее торчал посох, пылающий голубым огнем. В колеснице был гроб, завернутый в наш флаг с Единорогом. Возницей был горбун, облаченный в пурпурно-оранжевые одежды. Даже издали я узнал в нем Дворкина.
— Значит, вот как все кончилось, — думал я, мысленно разговаривая с отцом. — Не знаю, почему, но есть какая то закономерность в том, что сейчас ты возвращаешься на свою родину. Как много мог я сказать тебе, когда ты был жив. Но сказано было очень мало. Теперь же все кончено — ты мертв. Так же мертв, и так же уходишь в это место, как все, кто ушел туда до тебя. Жаль, что я узнал тебя слишком поздно. И слишком поздно стал уважать тебя и испытывать к тебе симпатию, только тогда, когда ты принял другое лицо и облик. Хотя и в этом образе ты продолжал оставаться старым хитрецом. Было ли ганелоновское «Я» твоей настоящей сутью? Или же ты, старый лукавец, принимал его просто ради удобства?
Я никогда не узнаю, когда видел тебя настоящего. Мне хотелось бы верить, что тот, кого я узнал в конце, к кому отношусь с симпатией, кому мог доверять, — это и был ты истинный. Я хотел бы узнать тебя получше. Но и за то спасибо, что хоть в конце ты явился мне таким.
— Отец? — тихо спросил Джулиан.
— Он сам пожелал этого. Он хотел, чтобы, когда придет время, его отвезли во Двор Хаоса — в окончательную тьму, — сказал Блейз, — за пределы Хаоса и Амбера, туда, где никто не царит. Так мне говорил Дворкин.
— Так оно и есть, — подтвердила Фиона. — Но есть ли теперь порядок за той стеной, через которую они прошли? Или эта гроза будет продолжаться вечно? Если он успел восстановить Лабиринт, это в конце концов кончится, и мы спасены. Если нет…
— Это уже не имеет значения, — вмешался я, — успел он или нет. Потому что это удалось мне.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Фиона.
— Я думаю, он потерпел неудачу, — объяснил я. — Видимо, он был уничтожен до того, как сумел закончить свою работу, Когда я увидел эту грозу, я понял, что никак не успею принести сюда Камень, который отец отправил со мной. Кроме того, Бранд всю дорогу пытался отнять его у меня. Может, именно из-за этого я и решился. Если я не успеваю, то единственный выход — создать новый Лабиринт. И я создал его, хотя это было очень трудно. Мир должен удержаться, даже если мы и погибнем. Нельзя допустить всеобщего распада. Бранд отнял у меня Камень, когда я уже завершил работу. Но я воспользовался энергией нового Лабиринта и спроецировал себя сюда. И что бы там ни произошло, Лабиринт существует.
— Но, Корвин, твоя работа не зачеркивает отцовскую. А что, если и он завершил ее?
— Не знаю.
— Я так понимаю, — сказал Блейз. — да мне об этом и Дворкин говорил, два различных Лабиринта не могут существовать в одной вселенной. Те, что в Ребма и Тир-на Ног-та не в счет. Они ведь только Отражение нашего.
— Ну, а если мы оба добились успеха, что может произойти? — спросил я.
— Я думаю, то, что есть, должно расколоться. Где-то появится новое существование.
— Как же это повлияет на наш мир?
— Или катастрофа или ничего, — сказала Фиона. — Очень просто доказать и то, и другое.
— Но мы возвратились туда, откуда начали, — произнес я. — Или все развалится, или останется прежним?
— Все возможно, — согласился Блейз.
— Какое это все имеет значение, — продолжал рассуждать я, — если нас все равно не станет после того, как эта волна доберется до нас. А она доберется.