Дворцовая и Сенатская площади, Адмиралтейство, Сенат, Синод. Прогулки по Петербургу

Отстаивая свое видение памятника Петру, скульптору пришлось спорить со многими, причастными к работе над монументом. Императрица, например, представляла Петра сидящим на коне со скипетром в руке, по аналогии с римской статуей Марка Аврелия. Штелин представлял памятник в виде фигуры Петра, окруженного аллегорическими изображениями Благоразумия, Правосудия, Трудолюбия и Победы. Кто-то советовал изобразить Петра так, чтобы он одним глазом смотрел на здание Адмиралтейства, а другим — на здание Двенадцати коллегий. Даже Дидро, приезжавший в Петербург в 1773 г., не удержался от совета. Он предложил сделать фонтан, установив вокруг него аллегорические фигуры. Но труднее всего скульптору далось преодолеть сопротивление И. И. Бецкого, который в качестве образца упрямо видел стоящую фигуру императора с полководческим жезлом в руке.

Памятник Петру I. Раскрашенная гравюра неизв. худ. 1820-е гг.

Однако Фальконе твердо отстаивал свой вариант. Он писал Бецкому: «Могли ли Вы себе представить, чтобы скульптор, избранный для создания столь значительного памятника, был бы лишен способности думать и чтобы движениями его рук управляла чужая голова, а не его собственная?». И далее снова излагал свое видение монумента: «Я ограничусь только статуей этого героя, которого я не трактую ни как великого полководца, ни как победителя, хотя он, конечно, был и тем и другим. Гораздо выше личность созидателя, законодателя, благодетеля своей страны, и вот её-то и надо показать людям. Мой царь не держит никакого жезла, он простирает свою благодетельную десницу над объезжаемой им страной. Он поднимается на верх скалы, служащей ему пьедесталом, — это эмблема побеждённых им трудностей».

На круп коня вместо седла он решил накинуть медвежью шкуру, как символ мощи, а голову императора увенчать лавровым венком — символом победителя. Фигура его Петра в созданной скульптором малой модели памятника получилась живой и динамичной. Легкая драпировка не скрывала ее экспрессию, подчеркнутую вставшим на дыбы конем. Но решающую роль в споре Фальконе и Бецкого сыграло мнение Екатерины, которая писала скульптору (приводится по книге А. Л. Кагановича «Медный всадник»): «Послушайте, киньте… статую Марка Аврелия и плохие рассуждения людей, не смыслящих никакого толку, идите своей дорогой, Вы сделаете во сто раз лучше, слушаясь своего упрямства… Вы мне сказали, что сделаете дрянную маленькую модель, которая, однако, очень хороша: и я остаюсь притом, что на Ваше слово можно положиться».

После одобрения императрицей малой модели 1 февраля 1768 г. Э.-М. Фальконе приступил к созданию большой модели. Ее он закончил в июле 1769 г.

Несмотря на неоднократно проверенные расчеты распределения масс монумента, Э.-М. Фальконе все-таки испытывал беспокойство по поводу его устойчивости. Удачной идеей явилась пришедшая летом 1768 г. мысль использовать в качестве дополнительной скрытой опоры изображение змеи. Надо сказать, что предложение о введении в композицию памятника аллегорического изображения зла (змеи), попираемого конем императора, не сразу нашло поддержку со стороны Екатерины II.

Однако императрица далеко не сразу высказала свое мнение. Сначала на вопросы скульптора она отвечала: «Аллегорическая змея ни нравится, ни не нравится мне, о ней было говорено мне просто как о пришедшей Вам в голову мысли…». Позднее она высказывается уже более определенно: «…если надо, так надо, вот мой ответ касательно змеи».

Впрочем, эта змея не только явилась предметом споров во время создания памятника, но и послужила поводом для появления в XIX в. следующей эпиграммы:

Нет, не змия Всадник Медный
Растоптал, стремясь вперед, —
Растоптал народ наш бедный,
Растоптал простой народ.

Сам Э.-М. Фальконе выполнил изображение змеи только в эскизе. Вылепил же ее для большой модели монумента скульптор Ф. Г. Гордеев.

Для того чтобы вылепить коня, Фальконе в 1769 г. приказал специально соорудить во дворе мастерской наклонный помост.

Памятник Петру I на Сенатской площади. 1824–1827 гг.

На этот помост раз за разом вылетали и резко останавливались взмыв на дыбы, лучшие кони из царской конюшни — жеребцы орловской породы Бриллиант и Каприз. Сидевший у окна напротив помоста Фальконе делал зарисовки. Это длилось ежедневно по несколько часов в день, пока результат не удовлетворил скульптора.

Постоянный наездник, позировавший Э.-М. Фальконе, — берейтор А. Тележников. В качестве консультанта выступал также и большой знаток лошадей лорд Каткарт, тогдашний английский посол в Санкт-Петербурге.