Читаем Дворцовая и Сенатская площади, Адмиралтейство, Сенат, Синод. Прогулки по Петербургу полностью

Однако у скульптора никак не выходила голова Петра I. И здесь на помощь мастеру пришла его ученица и помощница М.-А. Колло. Говорят, что она вылепила голову для статуи императора всего за одну ночь. Созданную Колло голову Петра Фальконе затем творчески переработал. Он изменил многие детали, добавил экспрессии, более выпукло выявив замысел своей помощницы. Но надо отдать должное Э.-М. Фальконе — скульптор никогда не только не отрицал авторство М.-А. Колло, а даже подчеркивал его. Это вызывало многочисленные пересуды о том, что Колло и Фальконе любовники. Говорили и о том, что автором многих работ, приписываемых Колло, является Фальконе.


А.-М. Колло


На самом деле М.-А. Колло была весьма талантливым скульптором, в возрасте 20 лет избрана за работу над головой Петра почетным членом Российской Академии художеств (первая женщина академик Российской Академии). Екатерина II даже назначила ей пожизненную пенсию в 10 тыс. ливров.

В мастерскую Э.-М. Фальконе она попала еще в возрасте 15 лет и вместе с ним приехала в 1766 г. Санкт-Петербург. В 1774 г. Колло вышла замуж за сына Фальконе — художника Пьера Этьена. Однако брак оказался неудачен, и М.-А. Колло, порвав с мужем, поселилась с дочерью Марией Лютецией в Нанси. Здесь она и умерла в 1821 г.

Следует также упомянуть, что в своей работе над головой скульптуры М.-А. Колло использовала маску с лица Петра I. Эту маску с императора еще при его жизни в 1719 г. снял Б.-К. Растрелли. Он тоже ее использовал при создании памятника Петру, который сейчас стоит перед южным фасадом Михайловского замка.

Однако М.-А. Колло значительно отошла от растреллиевской маски. Лицо Петра у нее значительно более вытянуто, глаза сделаны продолговатыми, челюстные кости сглажены. Ему приданы требовавшиеся экспрессия и одухотворенность, но, тем не менее, портретное сходство, несомненно, сохраняется.

Перевод большой модели в гипс велся до начала 1770 г. Начиная с 19 мая гипсовая модель монумента в течение двух недель была открыта для общественного осмотра и обсуждения в помещении мастерской на углу Большой Морской улицы и Кирпичного переулка. Подавляющему большинству посетителей произведение Э.-М. Фальконе понравилось. Некоторыми профессионалами высказывалась объективная критика, касавшаяся преимущественно частностей и облекаемая в форму советов. Была, разумеется, и критика необъективного характера. Примером такой критики может служить возмущение обер-прокурора Синода тем, что всадник и лошадь сделаны вдвое большими, нежели настоящие. Другой посетитель возмущался тем, что пальцы руки императора растопырены. Екатерина II никак не высказала свое отношение к выставленной большой гипсовой модели памятника Петру I.

Но подавляющему большинству посетителей произведение Э.-М. Фальконе понравилось, и восхищенных высказываний о представленной работе оказалось несравнимо больше. Французский дипломат Корнберн, например, заметил, что это лучшая из всех известных ему конных статуй.

Одновременно с работой над памятником шел выбор места для его установки. Предложений самого различного характера было много: напротив Зимнего дворца, у главных ворот Адмиралтейства, на набережной Васильевского острова. Наконец, 5 мая 1768 г. И. И. Бецкой объявил Сенату: «Ея императорское величество изустно повелеть соизволила монумент поставить на площади между Невы реки, от Адмиралтейства и дома, в котором присутствует Правительствующий Сенат на назначенном плане, центре места».

Это — место, на котором еще недавно стояла разобранная из-за ветхости церковь Исаакия Далматского. С юга выбранная площадь ограничивалась прорытым еще во времена Петра I Адмиралтейским каналом с переброшенным через него Малым Исаакиевским мостом (по некоторым данным, мостов через канал было два). Большим же Исаакиевским мостом считался мост через Неву. Уже за каналом, на месте нынешнего Исаакиевского собора, стояла новая каменная церковь Исаакия Далматского (третья Исаакиевская церковь).

Однако точный план площади и места установки памятника Петру I детально разработаны еще не были, объявили официальный конкурс на проектирование места установки монумента. Наилучшим признали проект архитектора Ю. М. Фельтена, представленный в Академию художеств в январе 1770 г.

«Гром-камень»

Почти сразу же после создания малой модели начались поиски камней для основания памятника. С самого начала Э.-М. Фальконе представлял монумент в виде всадника, вылетающего на вершину дикой горы. При этом гора по форме должна быть похожей на вздымающуюся волну. С одной стороны, такая форма постамента подчеркивала экспрессию взлетающего на скалу всадника и вставшего на дыбы коня, а с другой стороны — символизировала, что именно Петр I вывел Россию к морю.

И. И. Бецкой выразил сомнение в возможности отыскать такой огромный монолит. Тогда, с согласия скульптора, решили соорудить пьедестал из шести больших камней, сложив их в виде скалы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку
Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку

Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.

Марк Григорьевич Меерович

Скульптура и архитектура