Читаем Дворцовая и Сенатская площади, Адмиралтейство, Сенат, Синод. Прогулки по Петербургу полностью

Александр I


Константин Павлович


Николай I


И вот тут-то оказалось, что Константин еще в 1822 г. отказался от прав на престол в пользу младшего брата, Николая Павловича. Это было утверждено специальным секретным манифестом от 16 августа 1823 г., экземпляры которого хранились в Сенате, в Синоде, в Государственном совете и в Успенском соборе Московского Кремля. Однако Николая с содержанием документа Александр I не ознакомил.

Причина отречения оказалась связана с любовными делами Константина Павловича. С 1815 г. он жил в качестве наместника Царства Польского в Варшаве и там сблизился с польской графиней И. Грудзинской. Его брак с Анной Федоровной (в девичестве, до принятия православия, принцессой Юлианой-Генриеттой-Ульрикой Саксен-Кобургской) к этому времени фактически распался, в марте 1820 г. расторгнут уже официально.

В мае 1820 г. состоялось венчание Константина с графиней Грудзинской, которая после этого приняла имя и титул княгини Лович. Но графиня отказалась принимать православие, а закон о престолонаследии запрещал царю или его официальному наследнику иметь жену иной веры. Поэтому великому князю пришлось отказаться от права на наследование престола. 16 августа 1823 г. Александр I утвердил его отречение изданием секретного манифеста.

После того как выяснилось наличие секретного манифеста, последовала переписка между Петербургом и Варшавой. Следствием этого явилась задержка с возведением на престол Николая. Вместо акта отречения Константин, в конце концов, прислал частное письмо, в котором отказывался от прав на царствование в пользу Николая.

После мучительных размышлений Николай поручил М. М. Сперанскому подготовить манифест о своем восшествии на престол. 14 декабря в 7 часов утра члены Сената и Синода принесли новому государю присягу. Но с момента смерти Александра I в замешательстве и смятении прошло более двух недель.

Удобным моментом воспользовались члены тайного «Северного общества», выведшие на Сенатскую площадь войска. Для того чтобы вывести войска, они стали распространять среди солдат столичного гарнизона слухи о якобы скрытом завещании покойного Александра I. В нем он вроде бы давал волю крестьянам и сокращал срок солдатской службы с 25 до 15 лет. Это, разумеется, вызвало в войсках брожение.

14 декабря 1825 г. в 11 часов на Сенатскую площадь вышло около 3000 солдат столичного гарнизона — это солдаты Московского гвардейского полка и часть солдат уже принесшего присягу Гренадерского гвардейского полка (в основном 1-я фузилерная рота). Ими командовали Д. А. Щепкин-Ростовский, А. Н. Сутгоф, Н. А. Панов, братья А. А., М. А. и Н. А. Бестужевы. Солдаты выстроились в каре между зданием Сената и памятником Петру I и долгое время стояли бездействуя, ожидая обещанного подхода поддерживающих мятеж частей.

Кроме того, на площадь не явился избранный ранее «диктатором» (руководителем) восстания князь С. П. Трубецкой, а также выяснилось, что Сенат, который хотели заставить обнародовать манифест, уже присягнул Николаю I.

Сначала к солдатам подъехал герой войны 1812 г., военный губернатор Петербурга граф М. А. Милорадович. Он пытался уговорить их разойтись. Подошедший к нему Е. П. Оболенский несколько раз предложил Милорадовичу отъехать, а затем, взяв у ближайшего солдата ружье, попытался повернуть лошадь и ранил при этом Милорадовича в бок. Генерал обнажил саблю.

Тогда к нему подошел П. Г. Каховский, который достал пистолет и выстрелом в упор смертельно ранил генерал-губернатора.


Нанесение смертельной раны Милорадовичу 14 декабря 1825 г.

Гравюра с рис., принадлежавшего Г. А. Милорадовичу


Затем солдат безуспешно уговаривали разойтись полковник Стюрлер и великий князь Михаил Павлович. Поскольку уговоры оказались безрезультатными, конногвардейцами дважды была предпринята атака пехотных каре восставших, но атаковавшие вынуждено отступили перед плотным строем встретившего их солдатского каре.

Конную гвардию во время атаки возглавлял другой герой войны 1812 г., генерал А. Ф. Орлов. За верность и доблесть Николай I уже на следующий день пожаловал Орлова графским титулом. Кроме того, только для брата генерала — Михаила, активного участника восстания, сделали исключение. Его не казнили и не сослали в Сибирь, а всего лишь выслали в родовое имение в Калужской губернии.

После неудачных атак конногвардейцев Николай I послал уговаривать солдат митрополита Серафима и киевского митрополита Евгения. Впрочем, их миссия также закончилась ничем. В ответ на уговоры солдаты кричали: «Какой ты митрополит, когда на двух неделях двум императорам присягнул… Не верим вам, пойдите прочь!..». А к мятежникам тем временем подошли матросы Гвардейского экипажа под командованием лейтенанта А. П. Арбузова.

Матросы Гвардейского экипажа подошли позже, поскольку А. И. Якубович, который должен был вывести их на Сенатскую площадь, утром 14 декабря отказался от поручения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку
Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку

Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.

Марк Григорьевич Меерович

Скульптура и архитектура