Дыхание снега и пепла, т.1

Охваченный внезапным желанием видеть ее, он протянул руку и стал шарить на столе возле кровати. Маленькая коробочка была там, куда она ее швырнула, когда они вернулись. Брианна сконструировала ее так, чтобы можно было пользоваться в темноте; сдвиг крышки вытолкнул одну из навощенных палочек, а шершавая металлическая полоска сбоку холодила его пальцы.

Чирканье! Сердце его дрогнуло от знакомого звука, и крошечное пламя появилось в облаке магии, пахнущей серой.

- Не трать их зря, - сказала она, но улыбнулась, несмотря на свой протест, так же довольная эффектом, как и в первый раз, когда показывала ему.

Ее чистые, только что вымытые волосы были распущены, мерцая на белых плечах, а мягкие пряди, лежащие на его груди, переливались при свете корицей, янтарем и золотом.

- «Не боится стужи для семьи своей, потому что вся семья ее одета в одежды из пурпура»[45], - тихо произнес он, обнимая ее свободной рукой и закручивая пальцами локон возле ее щеки движением, которым она пряла шерсть.

Она полу-прикрыла веки, словно кот, которого гладят, но на мягких губах широкого рта оставалась улыбка – на этих губах, которые ранят, а потом излечивают. Свет сиял на ее коже, золотя маленькую коричневую родинку ниже правого уха. Он мог смотреть на нее вечность, но спичка догорала. Когда пламя почти достигло кончика его пальца, она дунула и погасила его, и в дымной темноте прошептала ему на ухо:

- «Она воздает ему добром, а не злом, во все дни жизни своей.»[46] И только так.

Глава 22. КОЛДОВСТВО

Том Кристи не явился, а отправил за мазью свою дочь Мальву. Темноволосая девушка, тоненькая и спокойная, казалась умненькой. Она толково отвечала на мои расспросы насчет вида раны - все нормально, ладонь немного воспалена, но нет гноя, никаких красных полос, распространяющих вверх по руке – и внимательно слушала мои инструкции, как использовать мазь и перевязывать рану.

- Ну, что ж, хорошо, - сказала я, подавая ей горшочек. – Если у него начнется горячка, приходи за мной. Если нет, то заставь его прийти через неделю, нужно будет снять швы.

- Да, мэм, - но она не ушла, а задержалась, рассматривая горки сушеной травы на марле и выставленный хирургический инвентарь.

- Ты что-то хотела еще, дорогая? У тебя какие-то вопросы?

Кажется, девушка поняла мои инструкции достаточно хорошо, но, может быть, у нее были какие-то личные вопросы. У нее ведь нет матери …

- Ну, - протянула она и кивнула на стол. – Мне просто интересно … что вы пишите в той черной тетрадке, мэм?

- Здесь? О, это мои хирургические заметки и рецепты … э … предписания для лекарств. Вот смотри, – я развернула тетрадь к ней и открыла на странице, где зарисовала повреждения зубов мисс Мышки.

Серые глаза Мальвы загорелись любопытством, и она наклонилась к рисунку, держа руки за спиной, словно боялась случайно дотронуться до тетради.

- Все в порядке, - сказала я, позабавленная ее предосторожностью. – Ты можешь посмотреть ее, если хочешь, - я подтолкнула к ней тетрадь. Она испуганно отступила назад и взглянула на меня, с сомнением нахмурив брови, но когда я улыбнулась ей, она тихонько вздохнула и протянула руку перевернуть страницу.

- О, глядите! – страница, которую она открыла, была не моей, а Даниэля Роулингса; на ней было изображено извлечение мертвого младенца из матки с помощью инструментов, используемых для расширения родовых путей и выскабливания. Я взглянула на рисунок и быстро отвела глаза. Роулингс был плохим художником, но обладал безжалостным умением передавать реальность.

Мальва же не казалась шокированной изображением, ее глаза расширились от интереса.

Я тоже заинтересовалась, незаметно наблюдая, как она случайным образом переворачивала страницы. Конечно, больше внимания она уделяла рисункам, но иногда останавливалась, чтобы прочитать рецепт.

- Зачем вы записываете то, что делаете? – спросила она, подняв брови. – Рецепты, я понимаю, чтобы не забыть, но … зачем рисовать картинки и писать, как вы отрезали обмороженный палец? Вы сделаете это по-другому в следующий раз?

- Ну, иногда может быть, - ответила я, откладывая стебель розмарина, с которого обдирала игольчатые листья. – Человеческие тела различны, и даже если вы делаете одну и ту же процедуру дюжину раз, она будет различаться столько же раз, иногда не сильно, иногда значительно.

- Но я делаю записи по нескольким причинам, - добавила я, поднялась со стула, обошла стол и встала рядом с ней. Я перевернула несколько страниц, остановившись на той, где записала жалобы старой миссис Макбет, столь многочисленные, что мне пришлось расположить их по алфавиту, начиная от артрита всех членов, к боли в ухе, диспепсии и так далее на двух страницах, заканчивая обмороками и опущением матки.

- Частично, чтобы я знала, как лечила этого человека, и что с ним произошло. Если понадобится продолжать лечение, я могу всегда посмотреть, каково было его состояние прежде. Чтобы сравнить, понятно?

Она с горячностью кивнула головой.

- Понятно, чтобы вы знали, улучшилось или ухудшилось его состояние. И еще зачем?