Ждать то солнце, то град, то пургу,
Наблюдать, как гуляет по крышам…
Маяком на пустом берегу
Оставаться, знакомых не слыша.
Он как шторм, словно ветер какой —
Человек он не больше, чем воздух.
Сквозь него ты проводишь рукой,
Тщетно жить предлагая серьёзно.
Он — сияющий водоворот,
Бескорыстных идей и фантазий
В подворотне — таинственный грот
Видит он, а в простуде — проказу.
Неудобен, опасен, нелеп,
Неподвластен простому рассудку…
Для него вдохновение — хлеб,
Всё иное — нелепая шутка.
Проживёт ослепительный миг,
Обжигая себя и домашних…
И останется в томиках книг,
В чёрных буквах и в сказках вчерашних.
Откровенность
Страшна излишняя откровенность.
Насквозь всей вежливости приличной…
Из раны сердца — как кровь из вены,
Она вдруг хлынет, презрев обычай.
Она такие слова отыщет,
Что вдруг покажется невозможным
Вернуться к прежней словесной пище,
И развлекаться пустым и ложным.
Слова сияющие, живые,
Вдруг обожгут, задохнутся в горле.
Слова — безжалостно-ножевые,
Слова волнующие, как море.
О том, что тайной лежит на сердце,
О том, что света не терпит даже…
И вот от них уже некуда деться,
Но хуже, если их вдруг не скажут.
Не для жестокости и убийства!
Нет. Чтобы кокон прорвать надёжный,
Чтоб очумев от раскрывшейся выси,
Крылья расправились осторожно.
Одна иду
Я одна иду по белому
Снегу, лёгкому и чистому.
Даже если захотела бы —
Не позвать любимых из дому.
Надо мною — небо белое —
Белый свет, таящий радуги.
Всё тут правильно, что сделано
И иного мне не надобно.
Пусть слова чужие падают
За границей понимания.
Тишины бесплатно снадобье
От навязанного знания.
Нежное прикосновение,
Снежное великолепие…
Продолжается мгновение
Бесконечное столетие.
Бессловесные и яркие
Огоньки переливаются,
Разноцветными подарками
Под ногами рассыпаются.
«Эх, полным-полна коробушка!» —
Самоцветы несказанные:
Песни серого воробушка
Да лихие песни санные!
Не внести их в дом из белого
И не раздарить подарками…
Как ни билась — не сумела я
Песню взять руками жаркими…
Слово
В тёмной укромной ямке души —
Обыкновенное слово
До срока неведомого лежит,
И сон, и основа…
Ты даже совсем и не помнишь о нём,
Не ощущаешь, не видишь,
Не жжёт оно душу вселенским огнём…
На русском, на хинди, на идиш —
Проникло, запало… Ты дремлешь, да ешь…
А слово пускает корни
До самого сердца и ищет брешь
В броне… И оно упорно
Тебя разрушает, как медленный взрыв,
Чтоб расцвести, случиться,
Оно становится больше горы,
Кровью в виски стучится.
Апрель навстречу ему поёт,
Захлёбывается ветром,
Тает и твой застарелый лёд…
В парке играют «ретро»…
Ты дышишь, словно бы в первый раз,
Ты пьёшь этот воздух талый.
Смеёшься, и — слёзы капелью из глаз!..
Всего лишь — весна настала!
Всего лишь слово одно проросло,
Сказанное поэтом…
А это — всего лишь его ремесло —
Быть запредельным светом.
Прикосновение
Максиму Емельянычеву
Взмахи беспечные шёлковых крыльев,
Бабочек лёгких немыслимый танец —
Он появился из солнечной пыли,
Чудо-дитя, на Земле — иностранец.
Так не бывает, чтоб Моцарт вернулся
Снова весёлым и юным, и нежным!
В музыку, как в океан окунулся,
Радуясь силе стихии безбрежной.
О, это счастье танцующих звуков!
В них как ребёнок он самозабвенно
Тает, играет… И чуткие руки
Логики лёд растопили мгновенно.
Плачет от счастья оркестр влюблённый,
Моцарт смеётся, а первая скрипка
Душу достанет твою удивлённо,
Звук в ней плеснётся серебряной рыбкой…
Что-то божественное происходит
И несерьёзное, дивно живое!
Моцарт нисходит и душу уводит
В горние выси за светлым собою…
Будешь счастливым и глупым, и новым
Ты возвращаться сегодня в реальность,
Смехом ответишь на резкое слово,
Будешь ходить по земле, запинаясь:
В сердце останутся крылья и небо,
С Моцартом невероятная встреча.
Станет реальностью странная небыль,
Станет возможной поющая вечность…
Пленник
Ребёнок — раб, наивные мечты,
Уж позабывший в череде занятий,
И гаммы, вид изысканных проклятий,
Возводит в безупречные мосты
Из чистых звуков… И уже без слёз
Этюды надоевшие играет,
Учителя до сердца пробирает…
И любит, и старается всерьёз…
А живописца дар в его душе
Теряет силы, муча, беспокоя…
Он сам не знает, что творится с ним…
Неясным, странным голодом томим,
С тоской глядит на небо голубое…
Он — вечный пленник Музыки уже…
Дождь
Мягкими подушечками пальцев
По дорогам, листьям и карнизам
Он играет шорохи и вальсы,
Исполняет фуги и капризы.
Иногда звучат литавры грома,
В самых патетических моментах…
То легко, то нервно и неровно,
То под свист, то под аплодисменты
Он играет так самозабвенно!
Даже ночью вдруг спешит к роялю.
Музыка, текущая по венам,
Просит, умоляет, чтоб играли.
Лишь опустит он устало руки,
Тишина поднимется туманом —
Вновь его тревожат сны и звуки
О высоком, нежном, несказанном.
И опять минорные аккорды
Падают каскадами на крыши…
Зыбко всё… Неточно и нетвёрдо…
Ни просвета, ни конца не слышно.
Потому что сам он не доволен:
Не находит нужные созвучья…
И остановиться он не волен…
И себя, и зрителей замучил.
Это солнце…
Под ногами — золотая дорога
Из высокого, слепящего света.
Под ногами — солнца слишком уж много,
Даже стыдно наступать на всё это!
Солнце в брызгах отразится восторгом.
Я у лужи научусь отраженью…