Дышать! Воспоминания о прошлом и будущем. Семь историй на сломе эпох

Дальнейший ход событий превзошел самые смелые Левочкины мечты. Сначала он доложил капитану, что музыкальный ансамбль полностью собран, но руководить им лучше более опытному курсанту, а затем, собрав всех, офицер определил задачу на ближайший месяц до принятия присяги. Курсантам надлежало ежедневно репетировать, не щадя живота своего, а точнее губ и рук, чтобы выучить четыре марша и Гимн Советского Союза. Музыкальный взвод должен был играть на утренних и вечерних построениях, а все остальное светлое время суток посвятить оттачиванию своего мастерства на полянке за оврагом, где неприхотливый солдатский быт не мешает творческому процессу. Студенты слушали капитана, утвердительно кивая в такт каждому слову, боясь спугнуть летящее им навстречу счастье уж подзабытой на военных сборах халявы. По завершении инструктажа музыканты исполнили для офицера «Подмосковные вечера», а Левушка, пока они играли, постукивал по железному корпусу альта и прикладывался к нему ухом, всем своим видом показывая сложность выполнения предстоящей задачи.

Наступившие музыкальные будни назвать буднями как-то не поворачивался язык. Оркестранты жили по собственному графику, исключавшему даже малейшее насилие над плотью и духом. Ни о каких ранних подъемах и зарядках речи уже не шло, поэтому, дабы исключить возможное возмущение живущих рядом с творческими единицами обычных курсантов, тринадцать музыкантов и Левочка вместе с ними были переселены в отдельную громадную палатку, которую поставили рядом с репетиционной лужайкой. Чтобы создать видимость непрерывного повышения уровня профессионализма, два-три трубадура по очереди наигрывали военные мелодии, под которые остальные играли в карты, в мини-футбол самодельным мячиком из кусков одежды, загорали или спали. Не вошедший в касту истинных музыкантов Левочка был назначен бессменным часовым. Из своего наблюдательного пункта за широким дубом он оповещал о приближением проверяющих офицеров. При возникновении опасности музвзвод начинал громко играть Гимн Советского Союза, безотказно действующий на командиров, которые обычно останавливались на первых тактах величественной мелодии и разворачивались назад, опасаясь своим появлением сбить музыкантов с нужной ноты.

Вскоре, однако, эйфория томного безделья сменилась вновь проснувшимся чувством голода, и Гольдах был откомандирован к дальним воротам лагеря с важнейшим заданием подкупить штатский персонал, проживавший как раз рядом, у заросшего метровой крапивой выхода. Первый же представитель гражданского населения в лице местного электрика коррумпировался на удивление быстро и уже к полудню из деревенского магазина были доставлены чудесные деликатесы в виде бледно-серой вареной колбасы, плавленых болезненно-желтых сырков и окаменевших пряников. Пиршество произвело неизгладимое впечатление на чертову дюжину счастливчиков и, не останавливаясь на достигнутом, пораженные открывшимся талантом Гольдаха по добыванию еды музыканты усложнили задачу, добавив в следующий заказ еще и спиртные напитки. Электрик, блеснув предпринимательскими навыками, наотрез отказался покупать алкоголь слишком молодым, по его мнению, воинам, но с радостью продал Льву мутную бутыль самогона собственного производства, что на два следующих дня полностью изменило скудный репертуар в сторону разухабистых танцевальных мелодий. Отведавший ядреного зелья вечный часовой чуть было не проспал появление неизвестного майора, вынырнувшего на расстоянии только что выкинутой бутылки. Заметив его в последний момент, Гольдах истошно выкрикнул пароль: «Теперь си-бемоль» – и сильно нетрезвые оркестранты виртуозно сменили «Мурку» на «День Победы», параллельно мастерски отфутболив остатки еды за большой барабан. Музыкантов спасло лишь то, что майор находился в кондиции чуть хуже, чем они сами. Проверяющий криво улыбнулся и попытался похлопать, но ладони не нашли друг друга, и он, шатаясь в ритме вальса, зашагал прочь.