Дзэн в японской культуре

Философия Чжу Си, в наивысшей степени отвечавшая духовным запросам и психологическим установкам нации, на протяжении нескольких династий оставалась официальной идеологической системой Поднебесной. Одна из главных причин такого постоянства кроется в том факте, что система включала в себя все основные классические направления философии, сыгравшие сколько-нибудь заметную роль в становлении и развитии китайской культуры, и доведена до совершенства в плане соответствия исконно китайскому образу мысли и чувства. Другая причина в том, что система Чжу Си была дорога сердцу каждого китайца как «философия порядка» и потому пользовалась всенародным признанием. Китайцам, без сомнения, так же присущи патриотизм и национальная гордость, как и любому другому народу, но они, как мне кажется, скорее прагматичны, нежели сентиментальны, скорее склонны к позитивизму, нежели к идеализму. Они прочно стоят на земле и, хотя могут иногда полюбоваться звездами, ни на минуту не забывают о том, что жить в отрыве от матери-земли нельзя. Поэтому-то китайцев более привлекали в философии Чжу Си идеи общественного порядка и пользы, нежели другая сторона его учения, несущая в себе элементы идеализма и насыщенная эмоциями. В этом китайцы существенно отличаются от японцев.

Интересную характеристику китайского склада ума дает Чэн Хао (яп. Тэй Мэйдо):

«Причина того, что Дао не обнаруживает себя более явственно, заключена в зловредном влиянии ересей. В древности пагубное это влияние было легче увидеть, ныне же оно проникло в глубины и выявить его непросто. В старину еретики пользовались нашим невежеством, повергая наш разум в затруднения; ныне же они играют на наших знаниях, утверждая, что разгадали тайну бытия и загадку вселенских превращений. Однако все их умствования не в силах исследовать природу конкретных вещей и содействовать выполнению общественных обязанностей. Они претендуют на всеобщность и всемирную значимость своего учения, но в действительности идут против нравственного уклада нашей обыденной жизни. Они заявляют, что в их учении не осталось таких премудростей, которые бы ни были ими досконально изучены, а сами не способны следовать путем совершенно мудрых мужей древности, подобных Яо и Шуню».

Под «ересями» Чэн Хао, без сомнения, подразумевает буддизм, в котором парение мысли, на взгляд сунских философов, мало отвечает потребностям их практичных соотечественников, живущих в рамках общественных законов и установлений. Прагматизм сунской философии, как и заложенный в нее Чжу Си воинственный дух национализма, были завезены в Японию на том же корабле, что и доктрина Дзэн.

Когда империя Южная Сун доживала последние дни, немало патриотически настроенных крестьян, солдат, государственных чиновников и даже дзэнских монахов шли добровольцами в армию, пополняя ряды борцов против орд захватчиков. Все слои общества, и прежде всего интеллигенция, были проникнуты духом национального самосознания. Даже японские Дзэн-буддисты, посещавшие в тот период Китай, возвращались опьяненные этим духом, который нашел столь яркое выражение в трудах Чжу Си и его школы.

Не только японские паломники в Китай, но и китайские монахи, перебиравшиеся на поселение в Японию главным образом из Южной Сун, несли на новую родину вместе с учением Дзэн идеи сунских философов. Их объединенные усилия по пропаганде национального возрождения в Японии имели заметный успех. Свидетельством тому может служить прежде всего историческое решение императора Годайго и его двора восстановить реальную власть микадо, отнятую у него некогда сёгунами, чьей резиденцией была Камакура. Известно, что на эти радикальные действия подвигло императора и его министров чтение и изучение «Истории Китая» Чжу Си, предпринятое под руководством дзэнских монахов. Хроники также утверждают, что монументальный труд Китабатакэ Тикафусы (1293–1354) «Преемственность императорского правления в Японии» («Дзинно сётоки») явился результатом его увлечения чжусианством. Тикафуса, один из крупнейших деятелей культуры своего времени, входил в окружение императора Годайго и по примеру августейшего повелителя усердно занимался практикой Дзэн.

К сожалению, Годайго так и не удалось вернуть власть императорскому двору. Однако аномалии в политическом устройстве страны не повлекли за собой ослабления влияния конфуцианской учености на японскую интеллигенцию. Конфуцианство по-прежнему продолжало активно развиваться благодаря усилиям дзэнских монахов Пяти Гор, а также многих провинциальных монастырей и храмов. Они понимали, что Дзэн более всего нужен там, где сунская философия наиболее убедительно доказала свою практическую полезность. В эпоху Асикага (1338–1573) дзэнские монахи становились подлинными проводниками философии Чжу Си, расширяя сферы ее влияния до самых отдаленных провинций.