Дзэн в японской культуре

Уже в эпоху Токугава (1611–1868) группа последователей Дзэн-буддизма, отделившая Дзэн от сунской философии чжусианского толка, помогла разграничить сферы влияния между буддизмом и конфуцианством в Японии. Дух практицизма, присущий мироощущению китайцев, который нашел столь четкое выражение в работах Чжу Си, весьма импонировал создателям сёгуната Токугава. Ведь они ставили перед собой цель в кратчайший срок восстановить в стране мир и порядок после нескольких десятилетий кровавых междоусобиц, а для этой цели учение китайского мыслителя подходило как нельзя лучше.

Первыми официальными представителями сунской философии в Японии, воспринятой через комментарии Чжу Си, были Фудзивара Сэйка (1561–1619) и его ученик Хаяси Радзан (1583–1657). Сэйка, будучи буддийским монахом, так увлекся изучением конфуцианских текстов, что в конце концов скинул свою рясу (хотя еще долгое время ходил с бритой головой). После него и Радзана конфуцианское учение обрело собственных приверженцев, а дзэнские монахи были вполне довольны тем, что могли, по крайней мере официально, заняться пропагандой своей доктрины.

Тем не менее не следует забывать, что в Японии, как и в Китае, со времени заимствования сунской философии постоянно наблюдались попытки синтезировать все три учения – конфуцианство, буддизм и синтоизм. Один примечательный факт в истории японской мысли заслуживает упоминания. Синтоизм, который рассматривается как официальное воплощение японского национального духа, включает в себя элементы и конфуцианства, и буддизма. Вероятно, объясняется это тем, что синтоизм не имеет собственной философской базы и обретает самосознание, лишь соприкоснувшись с конфуцианством или буддизмом, находя в них также средства самовыражения.

Верно, что Мотоори Норинага (1730–1801) и его последователи обрушились с яростной критикой на конфуцианство и буддизм как на чужеземные учения, не соответствующие истинно японскому взгляду на мир. Однако их патриотический консерватизм подогревался скорее политическими, чем философскими соображениями. Бесспорно, они внесли ощутимый вклад в дело Реставрации и установления правления Мэйдзи в 1868 г. С точки зрения же чистой философии значение их религиозно-националистической диалектики для мировой культуры представляется весьма сомнительным.

Глава шестая Дзэн и культ чая

Что общего между Дзэн-буддизмом и культом чая в Японии? Прежде всего, это постоянное стремление к опрощению. Изживание лишнего, необязательного достигается в Дзэн интуитивным прорывом к конечной истине, а в культе чая – моделированием искусства жизни на примере чайной церемонии. Культ чая воплощает эстетику предельной простоты. Человек должен ощутить прелесть максимального сближения с Природой, сидя в хижине под соломенной кровлей площадью всего каких-нибудь десять квадратных футов, но непременно построенной и обставленной со вкусом. Дзэн также ставит перед собой цель сорвать все покровы с человечества, мешающие проникнуть в глубины бытия. В первую очередь Дзэн объявляет войну интеллекту, несмотря на приносимую им практическую пользу, затем философии. Философия дает ответы на любые вопросы, выдвинутые ходом развития общества, но она не несет в себе того духовного наслаждения, которое должно быть доступно каждому, даже абсолютно неразвитому интеллектуально индивидууму. Философия доступна лишь узкому кругу – тем, кто способен ее воспринять, и не может служить объектом всеобщего признания.

Дзэн, а в более широком смысле религия вообще, заставляет человека отбросить все, что, как ему кажется, является его достоянием – даже жизнь, – и вернуться к своему естественному состоянию, в «Изначальную обитель», к собственным Отцу и Матери. Каждый из нас способен на это, ибо мы есть то, что мы есть, только благодаря изначальной сущности. Такова последняя стадия опрощения – ведь к большей простоте вещи уже не могут быть сведены. Проведение чайной церемонии в уединенной хижине под сенью сосновых ветвей является символическим воплощением идеи простоты, форма воплощения может получить художественное развитие, но обязательно в полном соответствии с кардинальной идеей избавления от всего лишнего.