Читаем Дзэн в японской культуре полностью

Чай был известен в Японии и до эпохи Камакура, но роль первого влиятельного пропагандиста и популяризатора чая обычно приписывается дзэнскому мастеру Эйсаю (1131–1215), который завез из Китая семена чая и занялся их выращиванием на монастырских угодьях. Как гласит предание, книга Эйсая о чае вместе с чаем из собранного им урожая была преподнесена сёгуну Минамото Санэтомо (1172–1219), в ту пору страдавшему недугом. Таким образом, Эйсай прославился по всей стране как отец чайного промысла. Он полагал, что чай обладает терапевтическими свойствами и помогает от многих болезней. Однако Эйсай, судя по всему, не обучал проведению чайной церемонии, которую он должен был наблюдать в дзэнских монастырях Китая. Чайная церемония была одним из способов развлечения посетителей монастыря, а иногда и самих обитателей. В Японию ее завез впервые Дайо Кокуси (1236–1308), вернувшийся из Срединного царства в 1267 г., на полстолетия позже Эйсая. Дело Дайо продолжили несколько монахов – выдающихся мастеров чайной церемонии, а затем Иккю, знаменитый настоятель монастыря Дайтоку-дзи. Он обучил тонкостям ритуала Сюко (1422–1502), чей гений способствовал дальнейшему развитию культа чая и адаптации его к японскому вкусу. Сюко как зачинатель традиции привил любовь к чайной церемонии сёгуну Асикага Ёсимасё (1435–1490), признанному покровителю изящных искусств. Позже Сёо (1503–1555) и в особенности Рикю (1520–1591) еще более усовершенствовали сложный ритуал и последними штрихами завершили создание феномена, вошедшего в наши дни как тяною, то есть «чайная церемония», «искусство чая» или «культ чая». Кстати, в первоначальных своих формах чайная церемония, которая практикуется и поныне в дзэнских монастырях, значительно отличается от тех вариантов, что получили распространение в миру.

Я часто задумывался о природе культа чая в связи с буддистским стилем жизни, который как бы несет в себе многие характерные для чая особенности. Чай поддерживает ясность ума и бодрость духа, но при этом не опьяняет. Он обладает теми качествами, которые особенно должны цениться учеными мужами и монахами. Вполне естественно, что чай получил столь широкое распространение в буддийских монастырях и что первыми его пропагандистами на Японских островах были монахи. Если чай ассоциируется с буддизмом, то, вероятно, с христианством ассоциируется вино. Во всяком случае, виноградное вино находит среди христиан широкое применение. В церковном причастии оно символизирует кровь Христову, которая, согласно догматам христианства, была пролита за греховное человечество. Возможно, из этих соображений средневековые монахи в Европе содержали при монастырях виноградники. На картинах они выглядят довольными и счастливыми, собравшись с кубками в руках вокруг винного бочонка. Но вино вначале бодрит, а затем опьяняет. Действие его во многих отношениях противоположно действию чая, и столь же велики различия между буддизмом и христианством.

Мы видим, что культ чая теснейшим образом соотносится с Дзэн-буддизмом не только в практических проявлениях, но и вообще в следовании тому духу, который пронизывает всю церемонию. Дух же этот, если обозначить его в конкретных терминах, состоит из гармонии (ва), почтительности (кэй), чистоты (сэй) и покоя (сэки). Эти четыре элемента, необходимые для успешного отправления церемонии, являются также важнейшими составляющими жизни, исполненной порядка и братского человеколюбия, – той самой, которой и живет дзэнская обитель. Об упорядоченности существования монашеской общины можно судить хотя бы по замечанию Чэн Мин-дао, ученого-конфуцианца, однажды посетившего монастырь под названием Динлинь-сы: «Поистине мы наблюдаем здесь следование ритуалу в классических его формах, словно в эпоху древних трех династий». Пресловутые «три династии» – всего лишь аллегория идеального правления, о котором мечтал каждый ученый муж и каждый государственный деятель в Китае, время, когда дела в империи якобы шли блестяще и народ наслаждался всеми благами, проистекающими из мудрости государей. Дзэнские монахи и в наши дни усердно практикуются индивидуально и совместно в соблюдении ритуала. Школа этикета Огасавара, как полагают, берет начало в «Монастырских установлениях» (яп. «Хякудзё синги») Бай Чжана (720–814), великого дзэнского мастера эпохи Тан.

Поскольку Дзэн призван, не ограничиваясь формой, постигать дух, он никогда не упускает возможности напомнить нам, что мир, в котором мы живем, есть мир конкретных форм и дух проявляет себя лишь посредством формы. Иными словами, Дзэн не только подчеркивает противоречие, но и дисциплинирует, соединяя оба начала.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология