Дзэн в японской культуре

В наши дни, в эпоху демократии, никто не может считать себя выше другого, по крайней мере по социальному происхождению. Но если проанализировать само чувство почтительности, проследить за его истоками, то мы увидим в нем отражение недостатков каждого, проявляющееся в признании ограниченности своих физических, интеллектуальных, моральных и духовных возможностей. Подобное сознание пробуждает в нас желание преодолеть себя и самосовершенствоваться, а также потребность общения с теми, кто чем-то отличается от нас. Потребность эта направляет наши духовные импульсы к внешнему объекту; будучи же обращена к собственному «я», она превращается в самоотрицание, самоуничижение, чувство греховности. Все перечисленные качества сами по себе негативны, но позитивное их значение в том, что они пробуждают почтительность к другим людям, воспитывают умение не принижать достоинство окружающих.

Мы живем в тенетах противоречий: с одной стороны, мы считаем себя не хуже любого другого, с другой – врожденная подозрительность подсказывает нам, что многие лучше нас по тем или иным свойствам характера, а это порождает своего рода комплекс неполноценности. В буддизме Махаяны есть бодхисаттва, известный под именем Садапарибхута – «Никогда не принижающий». О нем упоминается в «Саддхарма-пундарика-сутре». Может быть, лишь с самими собой мы бываем искренни, когда в сокровенной глубине души испытываем непреодолимую тягу к ближним, несущую в себе оттенок самоуничижения. Как бы мы ни назвали такое влечение, но почтительность, бесспорно, является действенным религиозным чувством.

Дзэн позволяет сжечь все священные изваяния в храме, чтобы человек мог согреться холодной зимней ночью; Дзэн готов уничтожить все великое литературное наследие секты, чтобы спасти саму ее сущность как истину, избавленную от внешних искусов, сколь бы заманчивы ни казались они посторонним. И в то же время Дзэн не забудет вознести хвалу сломанной ветром и запачканной грязью травинке, не преминет преподнести все разбросанные по полям и лугам цветы сонму будд во всей бесконечности Вселенной. Дзэн умеет превозносить, потому что умеет принижать. Все, что нужно в Дзэн, и не только в Дзэн, – это искренность сердечных устремлений, а не чистый концептуализм или его физическая имитация.

Могущественный объединитель Японии Тоётоми Хидэёси (1536–1598) был покровителем искусства чайной церемонии и ревностным поклонником Сэн-но Рикю, который считается основоположником современного культа тяною. Хотя Хидэёси всегда стремился ко всему сенсационному, броскому и напыщенному, в конце концов он все же усвоил кое-что из основ чайной церемонии в понимании Рикю и его школы, что следует из пятистишия, преподнесенного мастеру Рикю на одном из «чайных вечеров»:

В глубинах души
бездонных, неизмеримых
воды зачерпнуть,
вскипятить на огне, пригубить —
В этом суть церемонии чайной…

Хидэёси во многих отношениях был грубым мужланом и жестоким деспотом, но в его увлечении чайной церемонией можно усмотреть нечто большее, чем желание использовать культ чая в чисто политических интересах. Приведенное стихотворение Хидэёси обнаруживает пресловутый дух почтительности в упоминании о «воде, которую зачерпнул в глубинах» из кладезя души.

Рикю учит: «Искусство тяною есть не что иное, как кипячение воды, приготовление чая и его поглощение». Все выглядит очень просто. Так же можно сказать, что человеческая жизнь состоит из рождения, еды, питья, работы, сна, женитьбы, воспроизведения потомства и, наконец, отхода в неизвестность. Ничто на первый взгляд не может быть проще, чем прожить подобную жизнь. Но многие ли из нас способны действительно жить такой предметно-материалистичной, а точнее, богоданной и богоугодной жизнью, отказавшись от страстей и желаний, не зная сожалений и во всем доверясь Провидению? Мы живем с мыслью о смерти; умирая, цепляемся за жизнь. Когда выполняется что-то одно, великое множество других интересов, зачастую весьма далеких от прежних, овладевает нашим воображением и отвлекает от дела, рассеивая энергию, которая должна была бы быть сосредоточена на единственно необходимом.

Когда в чайную чашку наливают горячую воду, вместе с ней изливается все на свете – хорошее и плохое, чистое и нечистое, поступки, за которые надо краснеть, и поступки, которые некуда больше выплеснуть, кроме как в недра подсознания. Если взять на анализ содержимое чайной чашки, мы найдем в нем всю ту грязь, что засоряет сознание, мешая его свободному току. Искусство достигает совершенства лишь тогда, когда оно перестает быть искусством, – это совершенство безыскусности, в котором утверждает себя изначальная искренность нашего бытия, и оно же определяет смысл поч-тительности в ритуале чайной церемонии. Иными словами, почтительность есть искренность и душевная простота.