Интересно, что автор рассматривает Аматэрасу как типичного мастера чайной церемонии, проникнутой духом ваби. Такой подход свидетельствует, что культ чая является эстетическим воплощением понятия примитивной простоты, или, иными словами, эстетическим выражением неосознанно присутствующего почти в каждом из нас подспудного стремления вернуться назад к Природе, слиться с Природой, насколько это возможно в пределах человеческого бытия.
Из приведенных цитат, я полагаю, вырисовывается общий смысл концепции ваби. Настоящая жизнь в духе ваби начинается с Сотана, внука Рикю. Он поясняет, что ваби составляет самую суть чайной церемонии, соответствуя также буддийским моральным устоям:
«Большая ошибка – устраивать из ваби пышное зрелище, коль скоро внутренний смысл понятия тому противоречит. Некоторые строят чайный павильон, обращая внимание лишь на внешний вид, будто для ваби больше ничего и не нужно. На строительство уходит великое множество золота и серебра; редкостные предметы искусства приобретаются на деньги от проданных земельных угодий, и все лишь затем, чтобы произвести впечатление на гостей. Они думают, что это и есть жизнь в духе ваби. Ничуть не бывало! Ваби означает скромность, нужду во всем, невозможность удовлетворить свои желания, чаще всего просто бедность и забвение. Печально влачиться по жизни, будучи не в силах что-либо изменить, как-то вырваться вперед, – вот что такое ваби. Но человек не тяготится при этом своим положением. Он научился довольствоваться малым, жить, испытывая во всем нужду. Он не ищет иной жизни, которая ему не по средствам. Он перестал осознавать тот факт, что находится в стесненных обстоятельствах. Если им все же владеет мысль о нужде, нищете, загубленной жизни, то из человека, проникнутого духом ваби, он превращается просто-напросто в несчастного бедняка.
Те, кто знает, что такое ваби, свободны от алчности, насилия, гнева, лености, неловкости и безрассудства. Таким образом, ваби соответствует соблюдаемой буддистами парамиты морали».
В ваби эстетизм сливается воедино с моралью и духовностью. Вот почему старые мастера называли чайную церемонию самой жизнью, а не способом получения удовольствия, сколь бы утонченным ни выглядел ритуал. Дзэн тесно связан с культом чая. Большинство старых мастеров с усердием изучали Дзэн и все свои достижения в практике Дзэн стремились приложить к любимому делу – тяною.
Религию подчас можно охарактеризовать как путь избавления от банальности мирской жизни. Ученые могут возразить мне, утверждая, что цель религии – не уход от жизни, а поиск Абсолюта в вечном стремлении превзойти условности обыденного бытия. И все же в практическом плане это именно уход, бегство от действительности, позволяющее человеку немного перевести дух и восстановить силы. Дзэн как духовное учение предназначен для того же – его трансцендентальное выражение, труднодоступность для неискушенного ума заставили мастеров, изучавших Дзэн, изобрести способ практического приложения своих познаний в форме чайной церемонии. В значительной мере тем самым они давали выход и своим эстетическим устремлениям.
Прочитав такое объяснение, читатели могут прийти к выводу, что ваби есть категория негативная и все ее радости хороши только для тех, кто в реальной жизни остался неудачником. В известном смысле это так. Но кто из нас настолько здоров, что никогда в жизни не испытал нужды в лекарстве или бодрящем напитке? К тому же всем нам суждено когда-нибудь отойти в мир иной. Психологи могли бы привести немало поучительных историй, когда физически и психически здоровые деловые люди, уйдя на покой, вдруг в одночасье угасают. Почему так происходит? Да потому, что они не научились создавать резервные запасы энергии – пока у них была работа, они ни на минуту не задумывались о возможности уйти на покой, в отставку.
В годы междоусобных смут самураи, день и ночь занятые своим воинским ремеслом, понимали, что невозможно быть постоянно начеку, не давая нервам ни минуты покоя, что необходима хоть какая-то возможность отдыха и переключения. Чайная церемония давала им такую возможность. На какое-то время они могли удалиться в укромный уголок подсознания, воплощенный в символическом образе крошечного чайного домика. Выходя оттуда, они чувствовали себя не только отдохнувшими душой и телом, но и сознавали, вероятно, что дух обогатился более долговечными ценностями, чем те, что можно обрести в битве.
Саби проявляется и в искусстве ландшафтной архитектуре или садов, и в чайной церемонии, и в литературе. Однако здесь мы коснемся только литературы, и в частности такой специфической области, как семнадцатисложные трехстишия хайку. Эти миниатюрные стихотворения считаются одним из наиболее самобытных творений японского поэтического гения. Бурно развиваясь в период Токугава, лирика хайку достигла вершины в творчестве великого Басё (1643–1694).