Чистота, которая считается важнейшим духовным компонентом культа чая, является, вероятно, данью японскому складу характера и образу мысли. Чистота означает опрятность и любовь к порядку – качества, которые просматриваются во всех деталях чайной церемонии. В садике-родзи всегда есть чистая вода – если не природный ручей, то наполненный водой каменный резервуар. В чайном домике, конечно же, не найти ни пятнышка, ни соринки.
Столь ценимая в культе чая чистота, возможно, в чем-то сродни даосскому учению о Чистоте. Во всяком случае, оба эти учения имеют много общего, поскольку ставят своей задачей освобождение духа-разума от пагубного влияния страстей и чувств. Вот что говорит в «Хагакурэ» мастер чайной церемонии Накано Кадзума о своем искусстве:
«Дух тяною – в очищении пяти чувств человеческих от мирской скверны. Созерцание картины-какэмоно, висящей в нише-токонома, и цветов в вазе очищает зрение; дым курящихся благовоний очищает обоняние; звук воды, закипающей в чайнике или льющейся из бамбукового желоба, очищает слух; сам чай очищает вкус; прикосновение к чайной утвари очищает осязание. Когда же все органы чувств очищены, и дух-разум очищается от скверны. Культ чая в конце концов есть род духовного подвижничества, и я упорно стремлюсь никогда в течение дня не отклоняться от этого духа чайной церемонии, который весьма далек от обычного развлечения».
Одно из стихотворений Рикю гласит:
В этих строках, как и в двух последующих пятистишиях, воссоздано состояние духа мастера, созерцающего окрестности из уединенной хижины для чайной церемонии.
Это и есть поистине чистый, незамутненный дух-разум, свободный от всех треволнений и соблазнов, способный наслаждаться уединением, в котором присутствует Абсолют:
В книге «Записки из Южного храма» («Намбо-року»), одном из важнейших, чуть ли не священных текстов в искусстве чайной церемонии, имеется характерный пассаж, показывающий, что цель культа чая – в постижении Чистой земли Будды на земле, сколь бы ни был мал клочок этой земли, и в стремлении увидеть идеальное сообщество людей независимо от числа участников церемонии и времени их общения.
«Дух ваби призван воплотить Чистую землю Будды, и потому ни в родзи, ни в хижине под соломенной кровлей не должно быть ни пылинки; и хозяин, и гости должны быть искренни между собой. Никакие обыденные условности и нормы этикета здесь неприемлемы. Разжигается огонь, кипятится вода, подается чай – вот и все, что нужно, так как единственное наше желание – способствовать наиболее полному выражению духа Будды. Если стремиться к слишком тщательному соблюдению церемониала и этикета, различные мирские помыслы непременно примешиваются к действу, хозяин и гости начнут подмечать друг у друга недостатки, ошибки и промахи. Ныне становится все труднее и труднее найти истинных ценителей, понимающих сокровенную суть культа чая. Если сам Дзёсю был бы за хозяина, первый дзэнский патриарх Бодхидхарма за гостя, а мы с Рикю подметали бы пыль в родзи – вот уж, верно, отрадная была бы встреча…»
Мы видим, как глубоко проникнута духом Дзэн эта тирада одного из лучших учеников Рикю.
В отдельной главе я постараюсь подробнее осветить понятия саби и ваби, являющиеся четвертой составляющей чайной церемонии, к тому же самой важной, без которой чайная церемония вообще немыслима, ибо только посредством саби и ваби и происходит приобщение к Дзэн.
Я назвал четвертую составляющую чайной церемонии «покоем», но, возможно, это слово не совсем точно передает значение иероглифа «дзяку». В японском чтении дзяку и есть саби, но саби подразумевает большее, чем просто «покой». Правда, эквивалент того же понятия на санскрите санти и в самом деле означает «покой», «мир», «умиротворенность», а в буддийской литературе иероглиф «дзяку» нередко выступает как эвфемизм «смерти» или нирваны. Однако в чайной церемонии понятие саби скорее ассоциируется с «бедностью», «простотой», «чувством одиночества» и, таким образом, становится синонимично ваби.