Вероятно, не лишним будет сказать несколько слов о роли Дзэн-буддизма в разжигании националистических настроений в эпохи Камакура и Асикага. Теоретически Дзэн с национализмом не имеет ничего общего. Будучи религией, Дзэн имеет универсальную ценность, и сфера его приложения не ограничивается отдельно взятой национальностью. Однако в плане историческом он подвержен всевозможным изменениям. Впервые Дзэн попал в Японию благодаря людям, исповедовавшим идеи конфуцианства и национального самоутверждения, что, разумеется, придало религиозному учению специфическую окраску. Иначе говоря, Дзэн был принят на Японских островах не в идеально чистом виде, свободном от случайных наслоений. Более того, сами японские приверженцы Дзэн принимали его с различными наслоениями и придерживались такого курса до тех пор, пока последние не отделились от основного корпуса религии и не начали существовать обособленно, подчас даже вступая в противоречие с былыми спутниками – школами, сопричастными тому же учению. В мою задачу не входит описание этого сложного процесса в истории японской философской мысли, но, пожалуй, стоит хотя бы пунктирно наметить пути развития упомянутой тенденции в Китае.
Как уже отмечалось, кульминацией в становлении средневековой китайской философии стали работы Чжу Си (1130–1200), получившие широкое признание в империи Южная Сун. Чжу Си был, бесспорно, величайшим мыслителем, попытавшимся систематизировать китайскую философию применительно к национальной психологии своего народа. Среди его соотечественников были, возможно, и более значительные философы, но чаще всего их искания шли в русле индийской традиции, отчего труды их и не оказали столь повсеместного воздействия на умы, как южносунское чжусианство. Давно доказано, что философия Южной Сун не могла бы достигнуть таких высот, если бы не опиралась на опыт буддийских предшественников. Теперь посмотрим, как развивался при династии Сун классический даосизм, чтобы лучше понять специфику влияния Дзэн на мысли и чувства японцев.
Китай дал миру два оригинальных течения философской мысли – конфуцианство и «чистый» даосизм, свободный от народных верований и суеверий. Конфуцианство воплощает практические свойства натуры китайца, будучи учением позитивистским, меж тем как даосизм воплощает мистические, иррационалистские черты той же натуры. Когда буддизм впервые проник в Китай в начальный период правления династии Поздняя Хань (64 г. н. э.), он нашел союзника в учении даосских мудрецов Лао-цзы и Чжуан-цзы. На первых порах буддизм играл не слишком заметную роль в мире китайской мысли: монахи занимались преимущественно переводом священных текстов на родной язык, а большинство населения плохо представляло, как уложить новую доктрину в систему старых, привычных представлений. Тем не менее, благодаря переводам, китайцы вскоре поняли, что буддизм несет в себе глубокие идеи и благородные стремления. С последней четверти II в., когда частями стали выходить на китайском языке переводы «Трактата о постижении высшей мудрости» («Праджня-парамита-сутра», впервые переведена в 179 г.), многие мыслители со всей серьезностью занялись изучением наследия буддизма. Если же они не могли до конца осознать идею Пустоты (шуньята), то находили родственное понятие Ничто (у) в сочинениях Лао-цзы.
В период Шести династий (386–587), когда даосизм был настолько в моде, что даже конфуцианские тексты толковались в свете даосских концепций, в Китае в 401 г. появился индийский миссионер Кумараджива, который перевел на китайский язык ряд важнейших сутр Махаяны. Кумараджива был не только прекрасным переводчиком, но и крупным философом, сумевшим многое прояснить в понимании доктрины Махаяны, а его ученики продолжили работу по адаптации буддизма к восприятию народов Срединного царства.
Школа китайского буддизма Саньлунь (
Вслед за Саньлунь возникла другая мощная школа, Тянь-тай (