Читаем Дзэн в японской культуре полностью

Вероятно, не лишним будет сказать несколько слов о роли Дзэн-буддизма в разжигании националистических настроений в эпохи Камакура и Асикага. Теоретически Дзэн с национализмом не имеет ничего общего. Будучи религией, Дзэн имеет универсальную ценность, и сфера его приложения не ограничивается отдельно взятой национальностью. Однако в плане историческом он подвержен всевозможным изменениям. Впервые Дзэн попал в Японию благодаря людям, исповедовавшим идеи конфуцианства и национального самоутверждения, что, разумеется, придало религиозному учению специфическую окраску. Иначе говоря, Дзэн был принят на Японских островах не в идеально чистом виде, свободном от случайных наслоений. Более того, сами японские приверженцы Дзэн принимали его с различными наслоениями и придерживались такого курса до тех пор, пока последние не отделились от основного корпуса религии и не начали существовать обособленно, подчас даже вступая в противоречие с былыми спутниками – школами, сопричастными тому же учению. В мою задачу не входит описание этого сложного процесса в истории японской философской мысли, но, пожалуй, стоит хотя бы пунктирно наметить пути развития упомянутой тенденции в Китае.

Как уже отмечалось, кульминацией в становлении средневековой китайской философии стали работы Чжу Си (1130–1200), получившие широкое признание в империи Южная Сун. Чжу Си был, бесспорно, величайшим мыслителем, попытавшимся систематизировать китайскую философию применительно к национальной психологии своего народа. Среди его соотечественников были, возможно, и более значительные философы, но чаще всего их искания шли в русле индийской традиции, отчего труды их и не оказали столь повсеместного воздействия на умы, как южносунское чжусианство. Давно доказано, что философия Южной Сун не могла бы достигнуть таких высот, если бы не опиралась на опыт буддийских предшественников. Теперь посмотрим, как развивался при династии Сун классический даосизм, чтобы лучше понять специфику влияния Дзэн на мысли и чувства японцев.

Китай дал миру два оригинальных течения философской мысли – конфуцианство и «чистый» даосизм, свободный от народных верований и суеверий. Конфуцианство воплощает практические свойства натуры китайца, будучи учением позитивистским, меж тем как даосизм воплощает мистические, иррационалистские черты той же натуры. Когда буддизм впервые проник в Китай в начальный период правления династии Поздняя Хань (64 г. н. э.), он нашел союзника в учении даосских мудрецов Лао-цзы и Чжуан-цзы. На первых порах буддизм играл не слишком заметную роль в мире китайской мысли: монахи занимались преимущественно переводом священных текстов на родной язык, а большинство населения плохо представляло, как уложить новую доктрину в систему старых, привычных представлений. Тем не менее, благодаря переводам, китайцы вскоре поняли, что буддизм несет в себе глубокие идеи и благородные стремления. С последней четверти II в., когда частями стали выходить на китайском языке переводы «Трактата о постижении высшей мудрости» («Праджня-парамита-сутра», впервые переведена в 179 г.), многие мыслители со всей серьезностью занялись изучением наследия буддизма. Если же они не могли до конца осознать идею Пустоты (шуньята), то находили родственное понятие Ничто (у) в сочинениях Лао-цзы.

В период Шести династий (386–587), когда даосизм был настолько в моде, что даже конфуцианские тексты толковались в свете даосских концепций, в Китае в 401 г. появился индийский миссионер Кумараджива, который перевел на китайский язык ряд важнейших сутр Махаяны. Кумараджива был не только прекрасным переводчиком, но и крупным философом, сумевшим многое прояснить в понимании доктрины Махаяны, а его ученики продолжили работу по адаптации буддизма к восприятию народов Срединного царства.

Школа китайского буддизма Саньлунь (яп. Санрон) была основана Цзицзаном (549–623), который принял за основу своей философии учение Нагарджуны. Школ такого типа земля Конфуция и Лао-цзы ранее не знала, но можно с уверенностью сказать, что создатель ее все еще находился под сильным влиянием индийской мысли. Большинство его философских построений выдержано скорее в индийском духе, чем в китайском. Разумеется, он был китайским буддистом, но в первую очередь все-таки буддистом и лишь затем китайцем.

Вслед за Саньлунь возникла другая мощная школа, Тянь-тай (яп. Тэндай). Ее отцами-основателями были Хуэй Вэнь (550–577), Хуэй Сы (514–577) и Чжи И (538–597). Чуть позже, в VII в., увидела свет школа Вэй-аши (яп. Юисики). Начало ей было положено Сюань Чжуаном (600–644), осуществившим перевод на китайский философского трактата Васубандху «Дух единый» («Виджнянаматра»), а крупнейшим теоретиком школы стал впоследствии Цзи Цзи (632–682), талантливый ученик Сюань Чжуана.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология