Я часто думаю о том, что своей любовью к природе японцы обязаны прежде всего горе Фудзи, горделиво возносящей свой белоснежный купол над главным островом архипелага. Когда бы я ни проходил по тракту Токайдо мимо подножья горы, каждый раз я останавливался, если, разумеется, погода тому благоприятствовала, чтобы вдоволь полюбоваться несравненной красотой вершины, которая, по словам токугавского поэта Исикавы Дзёдзана (1583–1672), «перевернутым веером белым вздымается ввысь к небесам». Чувство, которое пробуждает в нас Фудзи, не похоже на эстетическое наслаждение от созерцания художественного совершенства. От нее веет духовной чистотой, она влечет к возвышенным помыслам.
Ямабэ Акахито, один из величайших поэтов VIII в., воспел Фудзи в бессмертных стихах, вошедших в антологию «Собрание мириадов листьев» («Манъёсю»):
Другой неизвестный поэт эпохи Нара говорит о священной горе с трепетом, подчеркивая ее религиозную значимость для страны:
Приведенное пятистишие Сайгё о Фудзи выдержано в мистическом ключе. Во времена Сайгё, в XII в., гора была еще действующим вулканом, над которым по крайней мере иногда вилась струйка дыма. Отсюда и образ, возникающий в танка: облака, плывущие над вершиной, увлекают помыслы поэта вдаль от суетного мира.
Не одни лишь поэты черпали вдохновение в величественном зрелище – подчас и суровые воины посвящали чудо-горе прочувствованные строки:
Автор этих стихов Датэ Масамунэ (1565–1636), один из прославленных полководцев времен Хидэёси и Иэясу, вошел в историю также тем, что отправил в 1613 г. посольство ко двору Папы римского. Бесстрашный воитель, он лично принимал участие во многих кровопролитных битвах, из которых неизменно выходил победителем. Кто бы мог подумать, что грозный властитель Сэндая в эпоху смут и междоусобных распрей еще находил возможность любоваться природой и слагать о ней стихи! По этому факту уже можно судить, насколько любовь к природе свойственна каждому истинному японцу. Ведь даже Хидэёси, выходец из крестьянской семьи – а в те годы не было более угнетенного, забитого и безнадежно невежественного сословия, чем крестьяне, – даже он слагал на досуге вака и оказывал покровительство изящным искусствам. Его правление вошло в историю японской культуры как период Момояма.
Фудзи в наши дни зачастую ассоциируется с самой Японией. Что бы ни говорили, что бы ни писали о Японских островах, неизбежно при этом упоминается Фудзи. И такое постоянство вполне оправданно: ведь Страна восходящего солнца и в самом деле много потеряла бы, если бы священная Фудзи вдруг исчезла с карты. Чтобы оценить по достоинству Фудзи, ее надо видеть своими глазами. Ни картины, ни фотографии, как бы профессионально они ни были выполнены, никогда не смогут передать все очарование оригинала. Как сказано в вака Масамунэ, Фудзи никогда не остается неизменной, очертания ее постоянно меняются в зависимости от погоды, времени дня, от того, с какого места и с какого расстояния смотришь. Для тех, кто не видел Фудзи в жизни, даже гений Хиросигэ будет бессилен воспроизвести величавую красоту горной вершины, о которой еще один поэт средневековья писал: