Читаем Дзэн в японской культуре полностью

Торо в своем «Уолдене» дает некоторое представление о «космическом сознании» или «космическом чувстве», которое пробудил в нем мерный шум дождя:

«Ни печали, ни подавленности я никогда не испытывал от ощущения одиночества, кроме одного-единственного раза – это было спустя несколько недель после того, как я поселился в лесу, – когда в течение долгих часов одолевали меня сомнения, не есть ли соседство человека необходимое условие для безмятежной и здоровой жизни. Мое одиночество было мне чем-то неприятно. Но в то же время я сознавал, что в настроении моем есть что-то нездоровое, и как будто бы уже предвидел выздоровление. Как-то раз, когда я сидел во власти этих дум, а мелкий дождь моросил за стеной, я вдруг почувствовал, сколь отрадное и благотворное общество дарит мне природа в самом стуке дождевых капель, в каждом звуке, в каждой частице пейзажа вокруг моего жилища – всюду меня окружала и поддерживала атмосфера дружеского участия, которая сразу же сделала столь незначительными мнимые преимущества близости других людей, что я никогда более с тех пор о них и не думал. Каждая сосновая иголка дышала симпатией и дружелюбием. Я отчетливо ощущал присутствие родственного начала даже в тех картинах природы, которые мы по привычке называем дикими и мрачными, а также то, что ближе всех мне по крови и гуманнее всего не человек, не деревенский житель, – и оттого мне представлялось, что более никогда ничто в природе не покажется мне чуждым».

Отметим между прочим, насколько восточное мироощущение оказалось близко американцам в середине XIX в. Движение трансценденталистов, начатое поэтами и философами Конкорда, все еще не утратило влияния в Америке. Конечно, коммерческая и промышленная экспансия США в странах Дальнего Востока стала одной из характерных особенностей XX столетия, но надо признать, что в то же время и Восток вносит немалый вклад в интеллектуальный потенциал Запада. Эмерсон в 1844 г. прекрасно ответил Карлейлю на упреки в излишнем мистицизме и отрыве от реальности:

«Порой вы ставите мне в вину какой-то непонятный, неизвестно откуда взявшийся небесно-пустотный идеализм. Коль скоро речь идет о пристрастии, боюсь, я еще более заражен этим влиянием, чем вы полагаете. Меня посещают радостные грезы, которые я не могу ни занести на бумагу, ни тем более найти им какое-либо применение на практике, и я вовсе не осуждаю себя за эти мечтания – правда, они еще не завладели моим домом и амбаром… Я лишь возношу хвалу Предвечному Будде…»

Интересно упоминание о «небесно-пустотном идеализме». Очевидно, писатель имеет в виду буддийскую теорию шуньяты (Пустоты, пустотное мира). Хотя весьма сомнительно, что Эмерсон действительно мог глубоко постичь дух теории, на которой строится вся буддистская система мышления и в которой берет начало дзэнский принцип мистического постижения природы; поистине удивления достойно, как разум американцев, воплощенный в представителях трансцендентализма, стремился проникнуть в темную бездну восточного воображения. Теперь я начинаю понимать, почему в студенческие годы произведения Эмерсона оказывали на меня столь неотразимое воздействие. Казалось, я не занимаюсь изучением концепции американского философа, но лишь пытаюсь извлечь из глубин моего собственного сознания искони дремавшие в нем элементы восточного миропонимания. Вот отчего так близок был мне Эмерсон – я как бы знакомился с самим собой. То же самое можно сказать о Торо. Кто откажется признать его поэтическое родство с Сайгё или Басё и его, быть может, бессознательное следование восточным принципам восприятия природы?

Среди адептов Дзэн широко известна притча о мастере по имени Кёсэй. Однажды в дождливый день Кёсэй спросил оказавшегося поблизости монаха: «Что за шум там, за дверью?» Монах ответил: «Это стучат дождевые капли, Учитель». Ответ был честный, и мастер прекрасно это понимал, но сказал так:

«Дух человеческий пребывает в вечном смятении и заблуждении. Все ищут причины во внешнем, не зная, где обрести себя». Суждение непростое. Если то, что шумит за дверью, нельзя назвать дождем, то что же это? Что значит «искать причины во внешнем» и не разбираться в собственной душе? Сэттё дает свой комментарий:

В зале нет никого —только слышится шум дождя.Даже мастер, и тотбез ответа оставил вопрос.

Отношение американских трансценденталистов к природе, без сомнения, содержит в себе мистическое начало, хотя дзэнские мастера в своих озарениях заходят гораздо дальше, так что понять их порой становится невозможно. Но оставим на время разговор о дожде и попытаемся вникнуть в суть учения Дзэн.

Глава девятая

Человек как часть природы

* * *

Перейти на страницу:

Похожие книги

Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология