Читаем Дзэн в японской культуре полностью

Красоту цветущего вьюнка на покрытой трещинами каменной стене можно по-настоящему оценить лишь в соотнесении с первопричиной бытия. Само собой разумеется, что речь идет не о философском, концептуальном соотнесении, а о том способе, который предлагает нам Дзэн. Здесь нужен не пантеистический и не квиетистский подход, а жизненная, «живая» оценка природы, которую с таким блеском демонстрируют Нансэн и его последователи. Чтобы вести себя таким образом и по заслугам воздать Нансэну, нужно сначала поприветствовать Рикко и проникнуться к нему дружескими чувствами – только так можно осознать всю значимость реплики Нансэна. Впервые красота увиденного им цветка отразилась в зеркале человеческой души.

Эстетическое восприятие природы всегда предполагает наличие элемента религиозности. Под «религиозностью» я имею в виду некую «надмирность», «потусторонность», умение подняться над миром относительных величин, где мы бесконечно сталкиваемся со всевозможными препонами и ограничениями. Физические и психологические препоны и ограничения, подстерегающие нас на каждом шагу, не дают нашему эстетическому чувству свободно устремиться к объекту созерцания. Красоту можно по-настоящему ощутить лишь тогда, когда располагаешь свободой движения и свободой выражения. Красота не в форме, но в том значении, скрытом смысле, который она содержит, а почувствовать скрытый смысл предмета можно лишь тогда, когда «созерцатель» всем своим существом погружается в созерцаемое, живет и движется вместе с ним. Такое возможно лишь для человека, постигшего «высший мир», где не действуют взаимоисключающие оппозиции, которыми заполнена наша повседневность, или, скорее, когда обыденные взаимоисключающие оппозиции органично входят, как они есть, в бытие высшего порядка. И здесь эстетика сливается с религией в одно целое.

Джордж Сэнсом в своей книге «Япония. Краткая история культуры» пишет о дзэнском понимании любви к природе:

«Дзэнские художники и поэты, – а зачастую трудно сказать, где кончается их поэзия и начинается живопись, – не ощущают никакого антагонизма между человеком и природой, даже наоборот – сознают не то что свое родство с природой, а полное тождество. Их интересует не вечное движение на поверхности жизни, а, по определению профессора Анэсаки, вечное спокойствие, увиденное под личиной перемен».

Однако это вовсе не Дзэн. И профессор Анэсаки, и Сэнсом – оба неточно улавливают смысл дзэнского отношения к природе. Дзэнский художник, созерцающий природу, не испытывает ощущения «тождественности» с ней и не ищет «вечного спокойствия». До тех пор, пока он еще способен к осмыслению происходящего, он не вошел во врата Дзэн, не постиг мудрость учения. Он погружен в грезы. «Вечное спокойствие», о котором он грезит, не есть Дзэн. Если поэт или художник останавливается на том, что видит «под личиной перемен», значит, он все еще идет рука об руку с Рикко и Содзё, но очень далек от того, чтобы стать другом Нансэна. Цветок доставляет подлинное наслаждение лишь тогда, когда художник живет с ним и в нем, когда художник перестает ощущать даже свою «тождественность» с природой, не говоря уж о «вечном спокойствии».

В системе Дзэн ничто не может рассматриваться как «вечное движение на поверхности жизни», ибо жизнь есть единое и неделимое целое, не имеющее ни поверхности, ни глубинных недр, а значит, не может быть и никакого «вечного движения» в отрыве от самой жизни. Как разъяснил некогда Уммон на примере своего «златошерстого льва», жизнь движется в целостном единстве – безостановочно, стремительно или неторопливо, – можете называть это как угодно, от вашего определения сам факт все равно не изменится. Дзэн берет жизнь во всей ее полноте и движется либо приостанавливается вместе с ней. Там, где есть хоть какой-то признак жизни, присутствует и Дзэн. Когда же «вечное спокойствие» противопоставляется «вечному движению на поверхности жизни», от него веет покоем смерти и от «поверхности» тоже мало что остается. Спокойствие в Дзэн достигается посреди «кипящего масла», вздымающихся волн, языков пламени, объемлющих бога Фудо Мёо.

Кандзан (Хань Шань), прославленный поэт-эксцентрик эпохи Тан – а Дзэн часто порождает эксцентрические натуры, – пишет в одном из своих стихотворений:

Стал мой дух подобен осенней луне.Как чиста и прозрачна глубь пруда!Никаких сравнений не подобрать,Никакими словами не описать…
Перейти на страницу:

Похожие книги

Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология