Я ожидаю, что группа начнет играть басовую партию или на барабанах, но это не южная церковь. Вместо этого каждый открывает свой псалтырь, и хор начинает петь размеренный гимн божьей любви. Я стараюсь не кривиться. Музыка не только ужасна, но и не обещает мне никакого зрелища. В южных баптистских церквях люди танцуют, и все в таком духе. Иногда они падают посреди прохода и начинают дергаться. Подобные зрелища были моей наградой за то, что мы вставали рано для похода в церковь воскресным утром.
По крайней мере, здесь я могу не опасаться, что моя бабушка ткнет меня локтем в ребра и зарычит, чтобы я перестала
Страшная песня заканчивается, и сразу начинается другая. Я разглядываю людей, поющих вокруг меня. Стивен поднимает голову и начинает петь громче. Женщина, которую я приняла за мачеху Стивена, улыбается, когда вторит ему, но мне ее улыбка кажется неискренней и фальшивой, а уж мне-то нет равных в распознавании лицемерия и фальши.
Наконец-то, пастор поднимается по лестнице, находящейся сбоку сцены. Он не очень похож на Стивена. Седой, лысеющий и немного пухлый человек, а лицо у него гораздо милее, чем у сына, но, когда он снисходительно улыбается всем нам, я сразу же замечаю сходство.
— Друзья! — громогласно произносит он перед собранием и позволяет повиснуть слову среди приветствий, которые исходят от прихожан. — Друзья, — повторяет он, когда воцаряется тишина, — добро пожаловать в нашу церковь в этот благословенный день!
Тихие «аминь» долетают до него. В Оклахоме половина людей уже была бы на ногах, но в Миннесоте все по-другому.
— И это благословенный день в благословленном месте.
— Да, сэр! Да!
— Но не каждое место благословенно, не так ли? Не в этой стране. Не в этом веке. И нам нужно говорить о тех, кому повезло меньше.
Я поднимаю брови, удивленная тем, что этот человек в этой церкви собирается говорить о бедных. Должна признать, это не то, чего я ожидала от отца Стивена. Возможно, Стивен более неоднозначный, чем я думала. Возможно, мой взгляд со стороны Мэг на всю их историю был искаженным и запутанным.
Но лица вокруг меня выглядят самодовольными, а не сочувствующими, и следующие слова пастора Хепсворта доказали, что глаза меня не обманывают.
— Не все благословенны, потому что не всем улыбнулась удача найти господа так, как нам, друзья. Не все понимают, как нужно
А вот и мы.
—
Всем нравится, когда им говорят, будто они правы, ведь это значит, что кто-то другой восхитительно, фантастически неправ. Вот она — радость, которая никогда не стареет. И я тоже от такого получаю удовольствие.
— Времена меняются, — говорит пастор. — Меняются законы. Культуры. Но закон божий... закон божий никогда не меняется, не так ли?
— Нет!
— Закон божий здесь для нас чтобы следовать ему, и если вы следуете ему всем сердцем и на деле, вы будете вознаграждены.
— Да, сэр!
— Вы будете вознаграждены работой, уважением, едой, деньгами, любовью и знанием того, что вы
Стивен поднимает руку в знак похвалы и кричит:
— Да!
— И это не значит, что на вашем пути не будет испытаний и несчастий. Мы все подвергаемся им. Бог испытывает нас. Он проверяет нас увольнениями с работы. Он проверяет нас геями и детьми от беспорядочных связей. Он испытывает нас соблазном.
«
— Зависит только от вас, как вы справитесь с этими испытаниями, друзья мои.
— Аминь! — кто-то выкрикивает позади меня.
Я слышала все это и раньше, но я все еще немного ошеломлена тем, как люди все воспринимают. Если
Это такое наглое вранье, но оно облегчает мою жизнь. Человеческие слабости позволяют мне легко ориентироваться в мире. Сказать правильные слова, нажать на правильную кнопку, и я всегда получаю то, что хочу.
Он приступает к сути проповеди, и, к счастью для меня, сегодня он фокусируется на распущенности с примесью гомофобии. У меня такое чувство, что гомофобия упоминается каждую неделю, независимо от темы.