Джек Восьмеркин американец

Для Боби Снукса Джек соорудил особый ящик с решеткой. Купил новую лейку и в нее уложил мелочи. Остальные вещи сунул в ифкинский черный чемодан, с которым приехал.

Нагруженные, как верблюды, явились на вокзал Джек и

Летний. Ящик с Боби Снуксом сдали в багаж, корзину с яйцами осторожно поставили на верхнюю полку. После этого Джек пошел на телеграф и дал в коммуну свою последнюю телеграмму. Просил, чтоб за ним выслали лошадь, а в сани положили побольше сена: он боялся, что яйца леггорнов промерзнут на снегу.

Плакали зеленые огурцы

Поезд приходил на станцию в полдень. Джек проснулся в шесть и стал у окна. А с десяти начал увязывать багаж.

Одновременно с этим он составил план, каким образом вынести вещи поскорее и поудобнее. Поезд стоял на станции мало, а надо было еще получить по квитанции

Боби Снукса.

За все время пребывания в Москве Джек не получил из коммуны ни одного письма, и теперь ему начали мерещиться всякие беды, хотелось как можно скорее приехать.

И Джек, как маленький, сердился на паровоз за то, что тот слишком медленно тянет вагоны.

Наконец, с опозданием на сорок минут, поезд остановился у долгожданной станции. Джек задом выскочил на платформу и прежде всего вытащил корзину с яйцами, закутанную сеном и газетами.

В это время сзади закричали:

– Яша, Яша!..

Это был голос сестры Кати. Джек на миг оглянулся и увидел, что за сестрой в отдалении следуют Чарли и Николка.

От одного вида Николки у Джека мурашки побежали по спине. Он прекрасно понимал, что Николка не поедет на станцию для развлечения. И почему вид у него такой мрачный? Значит, все-таки что-то случилось!

– Ну? – спросил Джек, вытаскивая последнюю вещь –

лейку.

Катя ответила только одним словом:

– Огурцы…

Джеку некогда было расспрашивать – надо было получить еще Боби Снукса. Он попросил Катьку посмотреть за вещами, а сам помчался к багажному вагону. «Огурцы, огурцы! Что же с огурцами?» – думал он, пробегая вдоль поезда.

– Скорей получайте! – закричал кладовщик из раскрытого багажного вагона.

Джек начал вынимать ящик.

– Поросенка, что ли, привез? – спросил Николка, подбегая.

– Нет, собаку.

– Тоже добро…

Ящик с Боби Снуксом спустили на землю. Поезд ушел.

– Ну, что с огурцами? – спросил Джек нарочно поспокойнее.

– Вымерзли они все, – ответил Николка и отвернулся.

Джек не стал больше спрашивать, все было ясно. Вымерзли огурцы – значит, коммуна осталась без электричества. Погибли все планы, все надежды. Джек наклонился к ящику и выпустил Боби Снукса.

– Батюшки мои! – закричала Катька пронзительно. –

Вот так собака! Неужели во всей Москве лучше не нашлось?

– На кой нам черт этот пес шелудивый нужен? – спросил Николка.

– Мне его Летний подарил, – ответил Джек виноватым тоном. – Некрасивый – верно, но ученый он. По следу идет.

– Врешь!

– Говорю тебе. Он ищейка, спецы его учили. И зовут его, Чарли, Боби Снукс.

– Ищейка! – сказал Николка недоверчиво и посмотрел на собаку, – Тогда молодец, что привез. Ведь огурчики-то наши не своей смертью померли. Враг их погубил. Теперь доищемся.

В санях на полпути в коммуну выяснились все подробности несчастья с огурцами. Вот как было дело.

Николка, получив от Джека телеграмму, что борьба с кулачеством признана шефами неудовлетворительной, разволновался и ушел в Чижи. Там он попал как раз на собрание артели «Умная инициатива». Попросил слова.

Рассказал о планах коммуны, о мастерских, похвастался и огурцами, даже пригласил чижовцев зайти в воскресенье в теплицу, посмотреть, как ранние огурцы растут. Все это прошло гладко. Но к концу начал Николка доказывать, что

«Умная инициатива» должна объединиться с «Кулацкой гибелью». Петр Скороходов возражал. Тогда Николка предложил отстранить Петра Скороходова от председательствования. Собрание проголосовало против, даже выкрики начались, что Николка не в свое дело суется и прочее. Таким образом выступление Николки кончилось ничем. Вернее, результаты этого собрания сказались позже.

Ночью, накануне возвращения Джека, кто-то побил кирпичами рамы в теплице. На дворе температура была девять градусов ниже нуля. В теплице никто не ночевал, и поэтому никаких мер вовремя не приняли. А когда пришли утром, то оказалось, что все огурцы померзли. На этом

Николка кончил свой рассказ.

Джек спросил:

– На кого думаешь?

– Ясное дело, кто-нибудь из скороходовских друзей. И

дернул меня черт на собрании рассказать, что огурцы цветут! Ведь уж огурчики со спичку, Яша, были. Во как подгадали, гады, а! На путь террора явно становятся.

– Никого они не запугают, – сказал Джек. – Сейчас следы осмотрим и Боби Снукса пустим. Может, он нам укажет, кто стекла побил. Ведь я пса нарочно на такой случай у Летнего выпросил.

– Так и сделаем, – согласился Николка. – Только ты, Катя, никому не говори, что собака – ищейка.

В коммуне Джека встретили радостно. Но каждый сейчас же с печалью принимался рассказывать повесть о погибших огурцах. Джек махал руками: ладно, мол, знаю.

Его спрашивали, когда он сделает доклад о поездке.

– Завтра, завтра! – кричал Джек. – Сегодня не могу, голова с дороги болит.