Dzheyn Eyr

No happy reconciliation was to be had with him—no cheering smile or generous word: but still the Christian was patient and placid; and when I asked him if he forgave me, he answered that he was not in the habit of cherishing the remembrance of vexation; that he had nothing to forgive, not having been offended.	Нечего было и думать о радостном примирении, овеселой улыбке или ласковом слове; однако, как христианин, он помнил о том, что надо быть терпеливым и кротким; и когда я спросила, простил ли он меня,он отвечал, что, как правило, не помнит оскорблений; впрочем, ему нечего прощать, так как он и не обижен.
And with that answer he left me.	С этими словами он ушел.
I would much rather he had knocked me down. CHAPTER XXXV	Я предпочла бы, чтобы он меня ударил. Глава XXXV
He did not leave for Cambridge the next day, as he had said he would.	Сент-Джон не уехал на следующий день в Кембридж, как предполагал.
He deferred his departure a whole week, and during that time he made me feel what severe punishment a good yet stern, a conscientious yet implacable man can inflict on one who has offended him.	Онотложил свой отъезд на целую неделю; за этовремя он дал мне почувствовать,как сурово может наказывать человек добрый, нострогий, справедливый, нонеумолимый, - того, кто его обидел.
Without one overt act of hostility, one upbraiding word, he contrived to impress me momently with the conviction that I was put beyond the pale of his favour.	Без всякой враждебности, без единогослова укоризны, он все же давал мне яснопонять, что я лишилась егорасположения.
Not that St. John harboured a spirit of unchristian vindictiveness—not that he would have injured a hair of my head, if it had been fully in his power to do so.	Не то, чтобы Сент-Джон затаил в душенедостойное христианина чувствомести; он не тронул бы и волоса на моей голове,когда бы имел даже полнуювозможность это сделать.
Both by nature and principle, he was superior to the mean gratification of vengeance: he had forgiven me for saying I scorned him and his love, but he had not forgotten the words; and as long as he and I lived he never would forget them.	И по натуре и по убеждениям он был выше подобныхнизменных побуждений мести; он простил мнемои слова о том, что я презираюего и его чувства, но он не забыл этих слов; и язнала, что, пока оба мыживы, он их не забудет.
I saw by his look, when he turned to me, that they were always written on the air between me and him; whenever I spoke, they sounded in my voice to his ear, and their echo toned every answer he gave me.	Я видела по его взгляду, когда он смотрел на меня, что эти слова как бы все время стоят между нами, и что бы я ни говорила, онислышались ему в моем голосе, и отзвук их был в каждом его ответе.
He did not abstain from conversing with me: he even called me as usual each morning to join him at his desk; and I fear the corrupt man within him had a pleasure unimparted to, and unshared by, the pure Christian, in evincing with what skill he could, while acting and speaking apparently just as usual, extract from every deed and every phrase the spirit of interest and approval which had formerly communicated a certain austere charm to his language and manner.	Он не избегал моего общества и, как обычно, звал меня каждое утро к своему столу.Боюсь, что его греховной природе доставляло удовольствие(какхристианин, он в нем не участвовал и не могразделять его) показывать, какискусно он умеет, действуя и говоря повидимости так же, как и прежде,казнить меня своей отчужденностью, ибо он невкладывал в каждое слово икаждый поступок того одобрения и интереса, которые раньше вносили в нашу дружбу некоторое суровое очарование.