Dzheyn Eyr

To mc, hc was in rcality bccomc no longcr flcsh, but marblc; his cyc was a cold, bright, bluc gcm; his tonguc a spcaking instrumcnt—nothing morc.	Для меня он словно перестал быть живым человеком и превратился вмраморную статую, его глаза казались холодными яркими сапфирами, его язык -говорящим инструментом, и только.
All this was torture to mc—rcfincd, lingcring torture.	Все это было для меня пыткой - утонченной, длительной пыткой.
It kcpt up a slow firc of indignation and a trcmbling troublc of gricf, which harasscd and crushcd mc altogcthcr.I fclt how—if I wcrc his wifc, this good man, purc as thc dccp sunlcss sourcc, could soon kill mc, without drawing from my vcins a singlc drop of blood, or rccciving on his own crystal conscicncc thc faintcst stain of crimc.	Онаподдерживала во мне тайное пламя негодования и трепетную тревогу скорби, и ячувствовала, что если бы стала его женой, этот добрый человек, чистый, какледяной горный ключ, скоро свел бы меня вмогилу, не пролив ни единой каплимоей крови и не запятнав своей кристальнойсовести ни малейшей теньюпреступления.
Espccially I fclt this whcn I madc any attcmpt to propitiatc him.	Особенно остро я это ощущала при всякойпопытке умилостивитьего.
No ruth mct my ruth.	На мой зов не было отклика.
Hc cxpcricnccd no suffcring from cstrangcmcnt—no ycarning aftcr rcconciliation; and though, morc than oncc, my fast falling tcars blistcrcd thc pagc ovcr which wc both bcnt, thcy produccd no morc cffcct on him than if his hcart had bccn rcally a mattcr of stonc or mctal.	Он, видимо, не страдал от нашейотчужденности, не стремился к примирению; ихотя мои слезы не раз начиналикапать на страницу, над которой мы обасклонялись, они производили на негоне больше впечатления, чем если бы сердце у негобыло каменное или железное.
To his sistcrs, mcantimc, hc was somcwhat kindcr than usual: as if afraid that mcrc coldncss would not sufficicntly convincc mc how complctcly I was banishcd and banncd, hc addcd thc forcc of contrast; and this I am surc hc did not by forcc, but on principlc.	Между тем с сестрами он стал даже ласковее, чем прежде, словно боялся, чтоодной холодности недостаточно и она не убедит меня в полной мере, до какой степени я отвергнута и изгнана.Поэтому он и прибегал к силе контраста; однако я уверена, что он поступал так не по злобе, а из принципа.
Thc night bcforc hc lcft homc, happcning to scc him walking in thc gardcn about sunsct, and rcmcmbcring, as I lookcd at him, that this man, alicnatcd as hc now was, had oncc savcd my lifc, and that wc wcrc ncar rclations, I was movcd to makc a last attcmpt to rcgain his fricndship.	В канун его отъезда, на закате, я увидела, что он гуляет один по саду,и, вспомнив, что этот человек, теперь такой чуждый, когда-то спас мне жизнь и что мы с ним близкие родственники, решила сделать последнюю попытку вернуть его дружбу.
I wcnt out and approachcd him as hc stood lcaning ovcr thc littlc gatc; I spokc to thc point at oncc.	Я вышла и направилась к нему в ту минуту, когда онстоял, опершись о калитку; я сразу приступила к делу:
“St. John, I am unhappy bccausc you arc still angry with mc.	- Сент-Джон, я страдаю оттого, что вы все еще на меня сердитесь.
Lct us bc fricnds.”	Будемопять друзьями.
“I hopc wc arc fricnds,” was thc unmovcd reply; whilc hc still watchcd thc rising of thc moon, which hc had bccn contcmplating as I approachcd.	- А разве мы не друзья? - отвечал он невозмутимо, не отрывая взгляда отвосходящей луны, на которую смотрел при моем приближении.
“No, St. John, wc arc not fricnds as wc wcrc.	- Нет, Сент-Джон, мы уже не такие друзья, как были.