Dzheyn Eyr

His form was of the same strong and stalwart contour as ever: his port was still erect, his hair was still raven black; nor were his features altered or sunk: not in one year’s space, by any sorrow, could his athletic strength be quelled or his vigorous prime blighted.	Его фигура была все такой же стройной и атлетической; его осанка всетак же пряма и волосы черны, как вороновокрыло; и черты его не изменились,даже не заострились; целый год страданий не могистощить его могучих сил исокрушить его железное здоровье.
But in his countenance I saw a change: that looked desperate and brooding—that reminded me of some wronged and fettered wild beast or bird, dangerous to approach in his sullen woe.	Но как изменилось выражение его лица!Нанем был отпечаток отчаяния и угрюмых дум; он напоминал раненого ипосаженного на цепь дикого зверя или хищную птицу, нарушать мрачное уединение которой опасно.
The caged eagle, whose gold-ringed eyes cruelty has extinguished, might look as looked that sightless Samson.	Пленный орел, чьи глаза с золотистыми ободкамивырваны жестокой рукой, - вот с кем можнобыло сравнить этого ослепшегоСамсона.
And, reader, do you think I feared him in his blind ferocity?—if you do, you little know me.A soft hope blest with my sorrow that soon I should dare to drop a kiss on that brow of rock, and on those lips so sternly sealed beneath it: but not yet.	Может быть, вы думаете, читатель, что он был мне страшен в своем ожесточении слепца?Если так, вы плохо знаете меня Мою печаль смягчиласладкая надежда, что я скоро поцелую этотмраморный лоб и эти губы, такмрачно сжатые; но минута еще не настала.
I would not accost him yet.	Я решила с ним пока не заговаривать.
He descended the one step, and advanced slowly and gropingly towards the grass-plat.	Он сошел со ступеньки и медленно, ощупью,двинулся по направлению клужайке.
Where was his daring stride now?	Куда девалась его смелая поступь!
Then he paused, as if he knew not which way to turn.	Но вот он остановился, словно не зная, в какую сторону повернуть.
He lifted his hand and opened his eyelids; gazed blank, and with a straining effort, on the sky, and toward the amphitheatre of trees: one saw that all to him was void darkness.	Он протянул руку, его веки открылись; пристально, с усилием устремил он незрячий взор на небо и на стоящиеамфитеатром деревья, но чувствовалось, что перед ним лишь непроглядный мрак.
He stretched his right hand (the left arm, the mutilated one, he kept hidden in his bosom); he seemed to wish by touch to gain an idea of what lay around him: he met but vacancy still; for the trees were some yards off where he stood.	Он протянул правую руку (левую, изувеченную, он держал за бортом сюртука), -казалось, он хотел через осязание представить себе, что его окружало; но егорука встретила лишь пустоту, ибо деревьянаходились в нескольких ярдах отнего.
He relinquished the endeavour, folded his arms, and stood quiet and mute in the rain, now falling fast on his uncovered head.	Он оставил эту попытку, скрестил руки на груди и стоял, спокойно ибезмолвно, под частым дождем, падавшим на его непокрытую голову.
At this moment John approached him from some quarter.	В этот мигДжон, выйдя откуда-то, подошел к нему.