Джинны пятой стихии

Весь день голова оставалась тяжелой, налитой, в ногах ощущалась некоторая скованность и небольшая, но гнетущая усталость. Словом, как обычно после ночной смены.

Ночью он спал в общей сложности час-полтора. Кошмары взрывались в голове сразу, стоило сознанию затуманиться подступающим сном. Олег попытался уснуть, сидя в кресле, но с тем же результатом. Брезжил рассвет, когда он не выдержал, пробрался в материну комнату за элениумом, разом проглотил три таблетки.

Стало еще хуже. Его вгоняло в сон, как молоток вгоняет в дерево гвоздь, но видения словно поджидали его. Олег вскидывался, просыпался и измученно таращился в комнатный сумрак.

И наступил момент, когда видения стали возникать, лишь только он устало прикрывал словно присыпанные мелкой пылью глаза.

Вдобавок видения начали наслаиваться друг на друга.

Олег одновременно видел: свои фиолетово-багровые руки с сорванными ногтями, вперемежку покрытые полузажившими и свежими ссадинами и царапинами, и этими руками он цеплялся за грязно-зеленую, тусклую льдину, одну из многих, что лениво переваливались на мерных волнах; потрескавшийся бурый камень, вросший в песок, из-за которого сухой горячий ветер бросал в лицо острые, колкие песчинки, и от них еще больше хотелось пить; нависавшую откуда-то сверху медвежью пасть — с черно-красной глоткой, с фиолетовым языком, покрытым сетью розоватых прожилок, с желтыми, словно прокуренными, зубами величиной с гвоздь-сотку, — и эта пасть прямо на его лицо роняла пенную вонючую слюну; впереди и вокруг вразнобой шевелились островерхие шлемы, облитые черно-серыми кольчугами плечи и спины, а сквозь лес колыхавшихся копий рыжело вдали огромное плоское облако пыли, точно такой же пыли, какую вздымали его ноги и десятки ног, мерно шагавших рядом… Одни видения наплывали, а потом словно растворялись, другие держались перед взором постоянно, но были зыбки, полупрозрачны, еле-еле проступали одно сквозь другое, как бы перебарывая друг друга, третьи будто проецировались прямо на сетчатку и оттого казались отчетливыми и яркими кинофрагментами…

Но время от времени их перебивал, вытесняя, грязный кузов «Колхиды», который приближался с обессиливающей неотвратимостью, и шофер все крутил и никак не мог выкрутить руль, и дико визжали тормоза… а потом во рту появлялся привкус крови и Олег со страшной силой бился лицом в стекло, успев тысячу раз подумать: «Вот и все! Вот и конец!..»

С восходом кошмары съежились, размылись туманом, перемешались, а потом исчезли. Олег смог с полчаса вздремнуть.

После кружки крепчайшего чая он почувствовал себя посвежее и в поликлинику решил не идти. Размышляя трезво, он просто не смог решить, что скажет врачу, на что пожалуется. Как всякого здорового, не привыкшего лечиться человека, его порядочно смущали объяснения с докторами. А тут — тем более.

В цехе бригада начала перемонтаж оснастки, готовясь к выпуску стеновых панелей новой серии. Работа интересная, Олег увлекся и не заметил, как день прошел. Дома он без сил повалился на диван, кое-как сполоснувшись под умывальником.

И все началось с начала.

Вот тогда он испугался по-настоящему.

— «Уснувший в Армагеддоне», — пробормотал себе под нос Щетинкин, но Олег услышал.

— А-а, вы тоже читали Брэдбери? — живо повернулся он к Щетинкину. — Этот рассказ — первое, что пришло мне в голову.

— А еще я читал Джека Лондона «Звездный скиталец». Не доводилось?

— Господи боже мой! Да помолчи, Сергей, помолчи!.. Не сбивай человека, дай рассказать!

— Ничего, Павел Филиппович, меня никто не собьет. Я могу и с начала в конец, и от конца в начало, и вразбивку… Лондона я не читал, а о чем там?

— Потом, Олег, потом. И расскажу, и сами прочитаете.

— Ну, хорошо. Значит, так — испугался я тогда здорово. С матерью, конечно, делиться не стал, а рассказал все Маринке, это моя девушка. Умная до чертиков, учится в Москве, в МГУ на философском.

Мать, как только узнала, что вечером должна прийти Марина, засуетилась, засобиралась и ушла с соседкой в кино на восьмичасовой сеанс. А перед этим напекла гору пирожков — с морковкой, с картошкой, с грибами.

Они сидели на кухне, пили чай с пирожками.

Очень трудно было решиться и начать. И непонятно, а что же, собственно, рассказывать? Ну — сны, ну — кошмарные, ну — налагаются один на один. А дальше?.. Не дают выспаться? Пугают содержанием?.. Ну и что с того?

— Знаешь, Маришка, со мной тут какая-то чертовщина происходит…

И он принялся рассказывать все по порядку, стараясь ничего не упустить. И про «Колхиду», и про медведя, и про поездку на слоне среди джунглей, и про песчаную бурю в пустыне, и про рукопашную схватку с каким-то оборванцем, когда Олег откусил ему нос, а тот воткнул ему нож в живот…