Помочь отцу было невозможно, и через неделю Эрик отправился в привычный Воллингтон, откуда, внеся последнюю правку, отправил «Глотнуть воздуха» В. Голланцу в соответствии со старым контрактом, требовавшим предоставления этому издателю права первым принять решение о публикации рукописи или же отвергнуть ее. Контракт распространялся на три новых романа.
В глубине души автор надеялся, что Голланц отвергнет «Глотнуть воздуха». Чтобы это произошло в последний момент, Оруэлл вписал в сатирическую сцену заседания клуба левой книги образ докладчика, который должен был если не оскорбить Голланца, то, по крайней мере, вызвать у него негативную реакцию. Скорее всего, эта дополнительная сцена пришла в голову Оруэллу случайно. Но писатель сохранил этот образ и затем использовал его, разумеется, в значительно более усовершенствованном и отточенном виде в «двух минутках ненависти», которые стали важным элементом тоталитарного бытия в романе «Тысяча девятьсот восемьдесят четыре». Некоторые авторы полагают, что Оруэлл создал карикатуру на самого Голланца. С этим согласиться трудно. Голланц выступал сдержаннее, стремился аргументировать свои высказывания. Да и внешне он никоим образом не походил на персонаж. Свой прямой карикатурный портрет он, будучи человеком неглупым, вряд ли мог здесь увидеть, но то, что писатель хлестко высмеивал то, что руководителю клуба левой книги было идеологически близко и дорого, не могло его не задеть.
Герой романа Оруэлла, лектор, низенький человек средних лет, казался безобидным, но только до той поры, пока не стал произносить пустую речь, состоявшую из лозунгов, связанных между собой случайными фразами, но проникнутую чувством бешеной ненависти ко всем тем, кто был с ним хоть в чем-то не согласен. Правда, объектом ненависти у оруэлловского персонажа были абстрактные «фашисты», но существа дела это не меняло. Оратор говорил «скрипучим голосом», бездумно повторяя вновь и вновь одни и те же лозунги. Вот как воспринимал это выступление попавший на собрание герой романа, Джордж Боулинг: «Это действительно мрачная сцена - у человека был орган, подобный бочке, из которой на вас низвергалась в течение часа пропаганда... Ненависть, ненависть, ненависть. Давайте все мы соберемся вместе и будем хорошенько ненавидеть... Я видел стоящую перед ним картину... Он видел себя самого, бьющего человеческие лица гаечным ключом. Разумеется, это были лица фашистов»555.
Отсылая своему литагенту рукопись, Оруэлл писал 25 апреля 1939 года: «Книга, конечно, - это всего лишь роман, и более или менее аполитичный... Но у него общая пацифистская тенденция, и есть одна глава... которая описывает собрание клуба левой книги и против которой Голланц бесспорно будет возражать. Я думаю также, что, вполне возможно, какие-то коммунистические друзья Голланца давят на него, чтобы он устранил меня и других политически ненадежных писателей из списка своих авторов»581. Однако прогнозы Оруэлла не оправдались. Голланц принял рукопись, попросив внести лишь незначительные изменения. Его коммерческие интересы превысили политические амбиции. Голланц четко знал различие между политической публицистикой и художественным произведением. Он отказался печатать «Памяти Каталонии», но принял новый роман, который имел высокие художественные достоинства и мог принести должную прибыль. В середине июня 1939 года «Глотнуть воздуха» вышел в свет. Это было последнее произведение Оруэлла, опубликованное в издательстве Голланца.
Успех романа был безусловным. Он вышел двумя изданиями, одно за другим. В прессе появились весьма позитивные отклики. Были, разумеется, и недоброжелательные рецензии, но они публиковались в неавторитетных изданиях и проходили мимо читающей публики. Популярность Оруэлла, несколько понизившаяся после злобных атак на него со стороны коммунистов и их союзников в связи с «поддержкой ПОУМ», вновь стала расти. Однако радость удачи была омрачена смертью отца. В последних числах июня Эрик был вызван в Саусволд, где 82-летний Ричард Блэр доживал последние часы. 28 июня Эрик совершил традиционный обряд, возложив две монеты на закрытые глаза скончавшегося. После похорон монеты он выбросил в открытое море как символ отхода в вечность всего того, что связывало отца с этим миром.