e10caee0b606418ade466ebb30b86cf4

себя на вершине успеха, а врождённое стремление осуществлять полный контроль (повторим курсив Блэкуэлла) – в данном случае над всем и всеми, что

имеется в создаваемом им в тексте, – опережает у него даже очень быструю

научаемость.

Итак, «шесть первых чисел апреля месяца» на листочках, вырванных из

старого календаря и наклеенных на дверях шести комнат, – такова первая, не

слишком приглядная рекомендация «неприятного» пансиона, всем своим видом, снаружи и внутри, напоминающим о зыбком, неприкаянном положении

его временных обитателей. За окнами: постоянный грохот и дым поездов городской железной дороги. Внутри: «…разбрелись по комнатам...»,

«…разлучившись…», «…как кости разобранного скелета…» – предметы мебели и домашнего обихода. Хозяйка пансиона, Лидия Николаевна, вдова

немецкого коммерсанта Дорна – «тихая, пугливая особа», и, как иногда казалось жильцам, «вовсе не хозяйка, а так, просто, глупая старушка, попавшая в

чужую квартиру».1

Ганин, снявший у неё комнату три месяца назад, а в ближайшую субботу

собиравшийся как будто бы уже съезжать, «ей казался вовсе не похожим на

всех русских молодых людей, перебывавших в её пансионе».2 И то сказать: «В

другое время, – уверяет нас автор, – этот человек был бы способен «на всякие

творческие подвиги, на всякий труд, и принимающегося за этот труд жадно, с

охотой, с радостным намерением всё одолеть и всего достичь».3 «В прошлом

году, по приезде в Берлин, он сразу нашёл работу … трудился – много и разнообразно» – на фабрике, в ресторане, где бегал «с тарелкой в руке между сто-ликов … знал он и другие труды, брал на комиссию всё, что подвернётся».4 Да

он, бывало, просто так, из удали «умел зубами поднимать стул, рвать верёвки

на тугом бицепсе».5

Однако начало романа застаёт Ганина в состоянии глубокой депрессии: он

стал вял и угрюм, предаётся безделью, страдает бессонницей. Его тянет уехать, но он, тяготясь опостылевшей любовницей, не находит в себе решимости расстаться с ней.6 «Он был из породы людей, – объясняет автор, – которые умеют

добиваться, достигать, настигать, но совершенно не способны ни к отречению, ни к бегству, – что в конце концов одно и то же. Так мешались в нём чувство

2 Цит. по: ББ-РГ. С. 288; см. также: Долинин А. Истинная жизнь… С. 49.

1 Набоков В. Машенька. С. 12-14.

2 Там же. С. 14.

3 Там же. С. 24.

4 Там же. С. 15.

5 Там же. С. 14.

6 См.: Там же. С. 14-15.

52

чести и чувство жалости, отуманивая волю этого человека...».7 Это определение

– ключевое в характеристике основных черт личности героя, и его следует помнить и иметь в виду, следя за логикой его поведения.

На следующий день, в понедельник, Ганину случилось за общим столом

оказаться соседом Алфёрова, уже успевшим стать предметом общего посме-шища, в который раз пускаясь в откровения об ожидающем его в субботу счастье – приезде жены, – и при всех похваляясь замечательными её достоин-ствами в высокопарных и нестерпимо пошлых выражениях. Раздражительный

Ганин тоже не преминул несколько раз поддеть самодовольного пошляка и

даже, про себя, сделать некоторые нелицеприятные предположения о его жене.

Хроникой построив повествование об этом дне, готовя читателя и своего

героя к переломному моменту в развитии событий, автор тщательно отслеживает все нюансы душевного состояния и оттенки переживаний Ганина. Вернувшись после обеда к себе, Ганин продолжает рефлексировать по поводу того, что

он называет «рассеянием воли»: это «мучительное и страшное состояние», которое он объясняет тем. что «не было у него определённого желания, и мученье

было именно в том, что он тщетно искал желанья».1 А вечером, сидя в кинема-тографе с едва уже выносимой им после трёх месяцев романа Людмилой, совершенно не чувствовавшей его нынешнего состояния, «необычайно весёлой» и

вдобавок пригласившей, чтобы «щегольнуть своим романом», соседку Ганина

по пансиону, свою, как она считала, «подругу» Клару (зная, что Ганин ей нравится), он вдруг «с пронзительным содроганием стыда» увидел на экране, среди

снимавшихся в этом фильме статистов, самого себя, свою «тень», – и увидел «не

только стыд, но и быстротечность, неповторимость человеческой жизни», в которой он, как «равнодушный статист, не ведает, в какой картине он участвует».2

Для выхода из тяжёлой депрессии автор готовит своему герою внезапный

катарсис. Той же ночью, мучимый бессонницей, сопровождаемой громыхани-ем поездов за окном и пением Алфёрова за тонкой стеной, Ганин не выдерживает, встаёт, выходит в коридор и стучит кулаком в дверь упоённо радующего-ся предстоящему счастью соседа. Невольно вовлекаемый радушным хозяином

в те же самые, ненужные ему разговоры и личные признания, Ганин в какой-то

момент удостаивается увидеть фотографию жены Алфёрова, в которой с изумлением узнаёт Машеньку – свою первую, юношескую любовь.3 На фотографии

7 Там же. С. 24.

1 Там же. С. 23.

2 Там же. С. 24-26.

3 Там же. С. 27-29.

53

она была «совсем такой, какой он её помнил»,4 – впечатление, сыгравшее роль