Единственная Джун

– Нет? Я всегда думала, тебе нравятся парни постарше.

Я заливаюсь румянцем. В каком-то смысле это правда. Парни моего возраста никогда надолго не привлекали моего внимания. Мои ранние школьные влюбленности быстро угасали, и в результате я обнаружила, что меня больше интересуют друзья моих братьев. Они были намного взрослее, интереснее.

Покачивая стаканчик, я пожимаю плечами:

– Не он.

Уайетт смотрит на меня с противоположного конца маленькой гостиной, и я отвожу взгляд. Щеки пылают, и я проглатываю остатки пунша.

* * *

Комната немного кружится, как будто я «танцую на вертушке».

После трех стаканчиков «волшебного сока» думаю, что волшебство наконец-то начинает происходить. Меня пошатывает между танцующими телами, музыка пульсирует в моих венах, когда я покачиваюсь и кружусь.

Кажется, я пьяна.

Я никогда раньше не была пьяна. Перспектива похмелья никогда меня не привлекала, особенно с моим жестким танцевальным графиком и целями, которые я твердо намерена достичь. Вечеринки и выпивка только мешали бы мне и отбрасывали назад. Алкоголь не вписывается в мою жизнь.

Но сейчас я чувствую себя не так уж плохо, когда мои запреты улетучиваются, как сдувшийся воздушный шарик. Я вспотела и смеюсь, размахивая руками в такт песни. Селеста танцует рядом со мной, визжа, прижимаясь к какому-то парню, и мы обе, молодые и беззаботные, широко улыбаемся.

– Я же говорил тебе найти меня, – шершавым и влекущим голосом нашептывает мне Уайетт на ухо. Его губы касаются моей мочки, когда он прижимается ко мне сзади.

Я начинаю слегка дрожать.

– Я танцевала.

– Я вижу. – Руки блуждают по моему телу: от бедер до талии, останавливаясь под грудью. – Давай поговорим где-нибудь наедине, ладно?

Он не дает мне шанса ответить и вытаскивает меня из толпы, после чего ведет по короткому, отделанному деревянными панелями коридору. Уайетт толчком открывает одну из массивных дубовых дверей и тянет меня за собой. Когда дверь захлопывается, раздается щелчок замка.

В загроможденной спальне достаточно темно. Маленькая лампа в углу отбрасывает тусклый свет, жалюзи подняты, поэтому комната наполнена лунным мерцанием – достаточно ярким, чтобы увидеть каждую эмоцию на лице Уайетта, когда он подкрадывается ко мне, как хищник, жаждущий отведать свежего мяса.

Я с силой моргаю, мое тело все еще гудит от алкоголя и музыки.

– Хочешь поговорить?

– Что-то вроде того, – говорит он, наклонив голову набок и приближаясь ко мне. – Хотя мне не особенно нужны слова, чтобы донести свою точку зрения.

Сглатывая, я улавливаю в комнате запах сигарет и бурбона, смешивающийся с запахом нафталина. Мой взгляд прикован к его взгляду, когда он тянется ко мне.

– Я пьяная. – Я чувствую необходимость сказать ему это. Сообщить.

Напомнить себе.

Бровь приподнимается.

– Ты знаешь, где находишься?

– Да.

– С кем ты?

– Да.

Губы Уайетта кривятся в ухмылке. Он проводит пальцем по моим длинным, струящимся волосам, затем подносит прядь к носу. И вдыхает.

– Ты пахнешь, как маленький красивый цветок, – хрипло говорит он. – От этого у меня встает.

У меня перехватывает дыхание, я отвожу взгляд.

Я не знаю, что чувствую сейчас.

У меня в крови бушует адреналин: никто еще так со мной не говорил. Меня захлестывает любопытство.

Но я также ощущаю чувство тревоги, отдающее где-то в животе, и оно твердит мне, что нужно бежать.

Уайетт воспринимает мое молчание как приглашение к дальнейшим действиям. Он отбрасывает мои волосы и прижимает ладони к моей груди. Я выгибаюсь, хватая ртом воздух, и он стонет в ответ. Грубый грязный звук.

– Знаешь, сколько раз я дрочил, представляя, как кончаю на эти большие, молочно-белые сиськи? – Он сжимает мою грудь, словно губку, и я качаю головой, глаза закрываются. – Слишком много раз, чтобы сосчитать, милая.

О боже.

От алкоголя мой мозг затуманивается, тело шатает, пока я не упираюсь спиной в комод. Мое сердце бешено колотится в груди, но я не могу понять причину этих ударов.

А потом он целует меня.

Жестко, мокро, требовательно. Уайетт разжимает мне губы, просовывает внутрь язык, отчего я чуть не задыхаюсь.

– М-м-м, – стонет он, скользя рукой вверх по моим ногам, пока не нащупывает внутреннюю поверхность бедра. – Знаешь, для чего было создано это тело?

Слова кажутся для меня чем-то недосягаемым. Только слабый писк срывается с моих губ.

Но он все равно отвечает:

– Для меня.

Уайетт хватает меня за волосы и толкает, из-за чего я падаю на колени. Он ловко справляется с ремнем и расстегивает молнию на своих джинсах. Штаны падают к щиколоткам, а за ними следуют и боксеры. Уайетт со стоном поглаживает себя, все еще сжимая в кулаке мои волосы; я застыла на затхлом ковре, не в силах пошевелиться.

Я не знаю, почему из всех воспоминаний в памяти всплывает лицо Бранта.

Ресницы дрожат, дыхание сбивается.

Я заранее предвижу разочарование в его глазах, когда он узнает об этом. О предательстве. Он ненавидит Уайетта. И теперь я словно вонзаю нож в совершенное сердце Бранта. Меня охватывает стыд, и я уклоняюсь, когда Уайетт упирается в меня бедрами.